Казалось, после суда всё и успокоилось. Год прошел в ожиданиях, второй и третий, поневоле заставляли медленно забывать обо всем минувшем. И вот сегодня, второго августа, день в день….
Словно кошмар, извлеченный бессонницей жаркой ночи из самых темных глубин сознания.
Милиционер повторил его имя-фамилию. Стас медленно, через силу, кивнул. Сердце оборвалось, застучало дробно и словно, остановилось. Услышав голоса, в прихожую вошла мама. И тоже узнала.
Мертвенная тишина разлилась по квартире.
– Нет! – вскрик. – Не пущу!
Она попыталась встать между сыном и вошедшими, но второй милиционер, тоже капитан по званию, немедленно преградил ей дорогу.
– Извините, но это профилактическая работа…
– Знаем мы ваше профилактическое. Что с сыном сделали, уроды, он же год из больницы не вылазил. Сейчас только на лекарствах живет. Вам этого мало? Вовсе хотите угробить?
– Постойте, я же сказал, он…
– Уйдите, ироды, уйдите подобру-поздорову, – она попыталась вырваться из рук милиционера, но ее обхватили, ровно стальными обручами. Дверь квартиры напротив приоткрылась на ладонь, а затем так же тихо снова закрылась.
– Это профилактическая проверка. Мы вынуждены задать вашему сыну, являвшемуся активистом «Движения против нелегальной эмиграции» несколько вопросов.
– Движение давно распущено.
– Официально. Но нам известно, что вы собираетесь временами.
– Это мои друзья. Я прихожу к ним, они ко мне.
– Нам все это придется запротоколировать. Собирайтесь и идемте.
– Я пойду с ним!
Тот капитан хотел покачать головой, но его опередили.
– Если вам так угодно, звоните адвокату. Он имеет право присутствовать при допросе.
Мать как-то разом сникла. Слово «адвокат», чуждое, пришедшее вместе с этими людьми, тогда, три или четыре года назад, для нее до сих пор означало только одно – беду. Какую на сей раз? – кто знает. Да и неважно, ведь просто так не придут. Значит, теперь уже никогда не оставят в покое.
Стасу почти не надо было собираться – только ботинки зашнуровать. Выпил валидол, на всякий случай, сердце теперь в жару пошаливало. И нацепив на голову бейсболку, кивнул своему мучителю, готовый идти.
Мать хотела что-то сказать на прощание, какие-то слова. Не находились, взяла его за руку, поцеловала в щеку, прижала к себе. Милиционеры молча смотрели, застыв у самого порога. Стас сам разжал объятия.
– Не надо, мама, – кажется, он произнес именно те слова, когда первый раз встретился с ней в больнице. Слезы блеснули и тут же исчезли. Мать закрыла лицо рукой, отвернулась. Потом снова обняла.
Милиционеры все так же стояли, словно истуканы. Смотря на прижавшихся друг к другу и точно не видя прощания.