– То есть… То есть меня пока не исключили?
– Исключили – но условно.
– Условно… – с расстановкой, смакуя каждую букву, повторил Голицын. – Условно…
Он медленно оглянулся и тут же встретился взглядом с Эммой. Маклеуд стояла в паре шагов, словно не решаясь приблизиться. В глазах у девушки блестела вода.
– Эмма! – выдохнул Иван.
В следующее мгновение та метнулась к нему – Сварам Сингх и Чжу Пэн едва успели расступиться, давая ей дорогу.
– Ваня! – прошептала девушка, прижимаясь щекой к его груди. Слезы потоком брызнули из ее глаз.
– Эмма… – Голицын осторожно обнял ее рукой за плечи. – Все же хорошо… Все закончилось…
Девушка молча кивнула, еще плотнее прижимаясь к Ивану.
Удивительно. Как и позавчера, когда он вручил Маклеуд те злополучные сережки, Голицына не покидало ощущение, что он нежно обнимает горячо любимую… сестру.
– Так, ну, хватит сантиментов! – вынырнул откуда-то из небытия анш Жиы. По тону, да и по выражению лица Фантомаса было совершенно непонятно, доволен палач исходом суда или же предпочел бы отправить Ивана на Землю первым же попутным кораблем. – Курсанты – живо разойтись по занятиям! Голицын – в соответствии с приговором Трибунала вам надлежит проследовать под домашний арест! Извольте, курсант!
– Ну, наконец-то! – проворчал Иван, лениво поднимаясь с кровати при виде Маленького, появившегося в дверях их комнаты с подносом в руках. – Через город, что ли, шел?
– Лавг задержал, – оправдывался Смирнов, ставя поднос на стол.
– Лавг задержал, – передразнил первокурсника Голицын. – А ты что, не мог ему сказать, что несешь три корочки хлеба голодному другу?
– Да я, вообще-то, примерно так и сказал…
– А он что? – без особого любопытства спросил Иван, подсаживаясь к столу и снимая крышечку с пластиковой тарелки. – М-м-м, вкуснятина!
– Он-то? Сказал, что кое-кому из злостных нарушителей дисциплины невредно будет чуток и поголодать.
– Вот гад! – уже с набитым ртом проговорил Голицын. – Скажи, Смирнов?
– Ну, есть немного, – кивнул Маленький. – Хотя, вообще-то, справедливости ради, задержал-то он меня от силы минут на десять… Небось не критично! И вообще, я тут кое-кому, между прочим, в официанты не нанимался!
– Товарищ курсант! Как вы разговариваете со своим старшим товарищем?!
– Условно старшим, – пробурчал Смирнов – вроде бы про себя, но так, что Иван услышал.
Голицын хотел было ответить, но едва не подавился особенно толстым куском и, закашлявшись, промолчал.
По большому счету Маленький был прав: если, конечно, говорить не о возрасте – тут у Голицына год преимущества ему было не отнять – а о формальной иерархии военно-космических сил Альгера. Серебристая нашивка на рукаве Ивана, обозначающая его былую принадлежность ко второму курсу, была красноречиво перечеркнута по диагонали жирной черной полосой. Это, разумеется, не означало, что он переведен обратно на первый курс – такое решение выглядело бы просто глупым – но всех привилегий, положенных курсантам второго года обучения, Голицын теперь был лишен. Впрочем, прочувствовать это в полной мере Иван пока возможности не имел: шел лишь пятый день из назначенных ему тридцати шести суток домашнего ареста.