— Не
понял.
— Как
одержимый. Я бы предположил, что ему нужны деньги для продолжения
экспериментов. Больше, чем можно заработать в ярмарочном балагане.
— То
есть исцеление — не конечный пункт? Не главная цель?
Я не мог
знать этого точно, но мне так казалось. Исцеления, поставленные на конвейер, —
безусловно, циничное извращение религии, которую он отверг, а также способ
быстро заработать кучу денег на пожертвованиях. Но меня Джейкобс вылечил не
ради денег. Это была старая добрая христианская «рука помощи» от человека,
который отказался от сана, но не от двух его основополагающих принципов —
благотворительности и милосердия.
— Я не
знаю, какая у него конечная цель.
— А
он-то знает?
— Думаю,
да.
— Это
тайное электричество — он хоть сам знает, что это такое?
Я не был
уверен, что его это вообще волнует. И это меня пугало.
Норрисская
окружная ярмарка
проводилась во второй половине сентября. И с размахом, в чем я убедился пару
лет назад, когда посетил ее с моей тогдашней подругой. Но в июне тут было
пусто, за исключением одного брезентового шатра, который – какое совпадение —
оказался бы в самой сомнительной части ярмарки, когда та набирает обороты (то
есть среди игорных шалманов и стрип-шоу). Огромную стоянку заполнили легковушки
и пикапы, в основном старые развалюхи с наклейками вроде «Иисус умер ради меня,
я живу ради него» на бамперах. На верхушке шатра светился громадный крест
(видимо, его прикрутили к центральному шесту), окрашенный в красные, белые и
синие полосы, словно столбик парикмахера. Изнутри доносилось зажигательное
пение госпел-хора и хлопанье публики. А народ все прибывал. По большей части
пожилые, но и молодых тоже хватало.
—
Кажется, они там неплохо проводят время, — сказал Хью.
— Да уж.
Бразер Лав на спасительных гастролях.
С равнин
дул прохладный ветерок, и температура была вполне комфортная — градусов
шестьдесят пять. Внутри шатра было градусов на двадцать жарче. Я видел фермеров
в комбинезонах и пожилых матрон с раскрасневшимися, счастливыми лицами. Я видел
мужчин в костюмах и женщин в элегантных платьях, словно бы они прибыли сюда
прямиком из денверских офисов. Была там и группа работников-чикано в джинсах и
рабочих рубашках. У некоторых на руках под закатанными рукавами виднелись
тюремные наколки. Я даже увидел несколько вытатуированных слезинок. В первом
ряду сидела бригада инвалидов-колясочников. Секстет музыкантов раскачивался и
наяривал вовсю. Перед ними энергично притопывало полдюжины пышнотелых девиц в
бордовых робах: Девина Робинсон и ее Госпел-Пташки. Они хлопали в ладоши у себя
над головами, освещая свои коричневые лица белоснежными улыбками.