Посланник аж вздрогнул, подпрыгнул на ложе. Тот неизвестный колдун – хитер, и колдовство не использовал, опасался, а он, Хасх-Веря, что же, глупее? Прибегнуть сейчас к заклятьям означало бы резко насторожить неизвестного, дать ему понять, что идет охота! Колдовство он почует обязательно – затаится, ляжет на дно, исчезнет. Потом всплывет где-нибудь и незнамо как еще себя проявит. А что скажут завистники в Великом Седэе? А то и скажут – Хасх-Веря, мол, недоглядел, не оправдал доверия, его вина – и амулет на крови девственниц ему зря давали.
Не-ет, не будет того, не будет! С этим колдуном тоньше надо, хитрее. Обойтись, елико возможно, без наговоров да заклятий, без чар. Просто умом, хитростью и грубой силой. Этого уж ни один колдун не почует.
Рассеянно походив по комнате, посланник позвал хозяина. Старый Еркатко Докромак явился сонным, однако с поклоном, да и вообще всем своим видом словно бы говорил – чего изволите?
– Эрве-пухуця, – напомнил колдун. – Она все еще хозяйка в Доме девичества?
– Так, господин. Змея старая, тьфу!
– Хорошо, – гость покивал головой. – Позови-ка ее в гости завтра, прямо с утра. Скажи, кое-кто из Седэя хочет поговорить.
– Старуху?! – неприязненно скривился Еркатко. – Сюда?
– Старуху. Сюда. Я не ясно выразился, мой друг?
– Будет исполнено!
– И собутыльника своего, вождя… как его…
– Та-Ертембе, господин.
– Да, он тоже пусть придет, но попозже, к вечеру. Его воины мне тоже понадобятся.
Заброшенных хижин в Хойнеярге, как и в других подобных ему городках, было не так уж и мало. Сир-тя всегда предпочитали общую – почти у всех на виду – жизнь: общий котел, общая трапеза, общие веселье и горе. В хижины приходили только спать, да не особо за дома свои и держались – ежели что (пожар или какая другая напасть), выстроить новое жилье – легко и быстро. Покорные менквы вкопают столы, навесят циновки, покроют пальмовыми листьями крышу – вот и готова хижина, вселяйся, живи да радуйся. Бросали же жилища по разным причинам – кто-то умер, кто-то стал стар, а кому-то и просто разонравились соседи или место. Брошенных домов хватало, иные завалились уже, а в других еще можно было жить припеваючи.
Одна из таких хижин располагалась на западной оконечности острова, невдалеке от моста, рядом с заливным лугом и заросшим высоким камышом берегом, в окружении невысоких, с желтыми листьями, пальм, орешника и кленов. Вплотную к дому росли колючие густые кусты черной и красной смородины и крыжовника, видать, прежний хозяин любил побаловать себя ягодами.
Опальный колдун, изгой Енко Малныче тоже не отказывал себе – ел горстями да вспоминал иногда верного друга – яйцеголового ящера Ноляко, ныне пущенного на вольный выпас в непроходимую чащу. Ноляко тоже любил смородину, вот, полакомился бы.