По остальным предметам приключений не было, и я закончил четверть без 'троек', с преобладанием 'пятерок'.
Первый день 'весенних' каникул - среда, 22 марта 1978, начался для меня в 8-00 утра. Я еле вылежал в кровати до момента, когда в 8-30 за, уходящей на работу мамой, захлопнется дверь.
Еще за два дня до начала каникул, когда стало понятно, что с оценками у меня все в порядке, я начал 'грузить' маму тем, что собираюсь с одноклассниками, в первый день каникул, кататься со снежных горок на Крестовском острове. Она не возражала. Результатами четверти мама осталась весьма довольна, оценки превысили ее ожидания, и я получил 'добро' на 'покатушки', вместе с рублем, на карманные расходы.
...И вот я с санками, рюкзаком и рублем в кармане трясусь в тамбуре электрички за 'генеральскими сокровищами'! Санки пришлось взять из соображений конспирации. Во-первых, мальчик с санками не вызывает никаких вопросов, где бы он ни был и куда бы он ни шел. Идёт зимой мальчик с санками - совершенно нормальная и привычная глазу картина: или кататься, или уже накатался. А, во-вторых, непонятно, как пойдет дело. Вдруг придется возвращаться домой позже мамы, тогда сложно будет объяснить, почему уходил катался с горок, а санки с собой не брал. Отбрехаться можно, но нужно ли городить огород на ровном месте...
В Репино я приехал в отвратительном настроении. Пока трясся в электричке, сообразил, что у Луковой Марины дочь уже вполне может ходить в школу, а значит у нее тоже, как у меня, наступили каникулы и самое место их провести загородом, в хорошем теплом доме. А следовательно, вся моя операция может сейчас 'накрыться медным тазом', если в доме будут люди.
Или их дома не будет, ПОКА не будет... Я выехал в Репино одной из первых электричек, а хозяевам торопиться некуда. И они вполне могут нагрянуть в дом в тот момент, когда я буду увлеченно потрошить их мебеля.
Короче, опять пропустив вперед всех пассажиров, вышедших из электрички на станции Репино, я плелся сзади и пытался издали увидеть крышу нужного мне дома.
В этот раз, подходить к дому с улицы я не стал. Крышу дома я уже видел - печная труба признаков жизни не подавала. Поэтому я стал пробираться к дому с тыловой стороны, выходившей на большой заснеженный овраг и отгороженной от него зарослями голых, заваленных снегом, кустов.
"Пипец! Три раза пипец!!!" - чтобы пройти, нет - чтобы пролезть, сто метров мне понадобилось больше часа. Снегу было столько, что с каждым шагом, я проваливался по пояс. Когда я достиг чертового забора, пар от меня валил как от кипящего радиатора и я готов был сдохнуть от усталости.