– Я убираю книги мисс Мертенс.
– Вы хотели сказать что-то другое. Я немедленно хочу знать, что именно.
– Я хотела сказать, что не отвечала бы на вопросы, заданные таким тоном, но затем вспомнила, что здесь вы имеете право повелевать.
– Прекрасно, что вы признаете это, потому что еще раз хочу воспользоваться этим правом. Наступите на розу, которая лежит у ваших ног.
– Этого я не сделаю, потому что она ни в чем не виновата.
Молодая девушка подняла розу и положила ее на подоконник, однако фон Вальде схватил цветок и, швырнув его на траву, насмешливо проговорил:
– Там эта роза умрет поэтической смертью, степные травы закроют ее, а вечерняя роса прольет на несчастную жертву несколько слезинок.
Его лицо немного прояснилось, но глаза имели все то же инквизиторское выражение, и тон не особенно смягчился, когда он спросил:
– Что вы читали, когда я имел несчастье потревожить вас?
– Гете, «Правда и вымысел».
– Вы уже читали эту книгу?
– Только выдержки.
– Как вам нравится трогательная история Гретхен?
– Я ее не знаю.
– Да ведь вы держите ее открытой в руках.
– Нет, я читала о коронации Иосифа II во Франкфурте.
– Покажите!
Елизавета протянула фон Вальде открытую книгу.
– Действительно. Но посмотрите, какое безобразное зеленое пятно на этой странице. Вы, наверное, слишком нежно прижали к ней розу. Этого мисс Мертенс, Гете и император не простят вам.
– Это пятно старинное, я до розы и не дотрагивалась.
– Но вы улыбнулись при виде ее!
– Да, но я думала, что ее бросила мисс Мартенс.
– Боже, какая трогательная дружба! И вам пришлось разочароваться, когда вы вместо лица вашей подруги увидели красивое лицо моего кузена?
– Да.
– Как странно звучит это «да». Я люблю лаконичные ответы, но лишь тогда, когда они не оставляют во мне сомнения. Как следует понимать это «да»? Оно звучит в одно и то же время и сладко, и горько, и к тому же выражение вашего лица… Почему у вас между бровями появилась суровая черта?
– Потому что я думаю, что всякое право имеет свои границы.
– Я вовсе не знал, что в настоящую минуту пользуюсь своим правом.
– Это станет вам ясно, как только вы зададите себе вопрос: обращались бы вы со мной так грубо в доме моего отца?
Фон Вальде сильно побледнел, крепко сжал губы и отступил на шаг. Елизавета взяла книгу, положенную им на подоконник, и подошла к шкафу, чтобы запереть его.
– При подобных обстоятельствах я и в доме вашего отца говорил бы с вами точно так же, – после минутного молчания ответил он немного спокойнее и снова приблизился к окну.
– Вы своими неопределенными ответами раздражали меня. Как мог я из одного слова понять, приятно или неприятно было ваше разочарование? Итак, что же вы скажете.