Писатели, литературоведы и историки литературы о Купере и романе «Красный Корсар»
Фрэнсис Паркмен (1823–1893), американский историк и литератор
Я всегда испытывал особое восхищение перед сочинениями Купера. Они были моими любимыми в детстве, и хотя прошло по крайней мере девять или десять лет с того момента, как я впервые открыл их, сцены и персонажи нескольких его романов благодаря силе его таланта наложили такой отпечаток на мое сознание, что мне иногда трудно четко отделить их от собственных воспоминаний. Я без преувеличения могу сказать, что влияние Купера определило направление моей жизни и занятий.
* * *
Изо всех американских писателей Купер является наиболее оригинальным и наиболее типично национальным… Его книги – правдивое зеркало той грубой трансатлантической природы, которая кажется такой странной и новой европейскому глазу. Море и лес – сцены наиболее выдающихся достижений его сограждан. И Купер чувствует себя как дома и на море, и в лесу. Их дух вдохновлял его, их образы запечатлелись в его сердце. И люди, воспитанные морем и лесом, – моряк, охотник, пионер – живут и действуют на страницах его книг со всей энергией и правдивостью подлинной жизни…
Уилки Коллинз (1824–1889), английский писатель
Купер – величайший романтик, ему нет равного во всей американской литературе.
Томас Рейнсфорд Лонсбери (1838–1915), американский историк литературы и критик
С самого начала следует отметить, что первое впечатление, которое Купер производил на незнакомцев, редко было в его пользу. … Он был бесконечно горд, и в его манерах было самоутверждение, которое граничило, или казалось, будто граничит с высокомерием. Более того, его искренность часто ошибочно принимали за резкость и жестокость, потому что он был в некоторой мере из тех людей, которые кажутся взволнованными, когда они всего лишь заинтересованы. В результате он сначала скорее отталкивал, чем привлекал.
…
В противовес этом взгляду на его характер справедливо будет прибавить, что он имел много качеств, которые могли бы привести к почти противоположному результату. Он был необычайно щедрым и дарил с расточительностью, которая иногда выходила за рамки благоразумия в понимании большинства людей. … Кроме щедрости, он обладал высочайшим чувством собственного достоинства. Действительно, иногда оно доходило до почти донкихотской крайности; так что люди нравственно ограниченные не могли даже понять принципов его поведения, а те, кого удовлетворяла общепринятая мораль, воспринимали его защиту своих взглядов как оскорбление. … Близкое знакомство непременно вызывало к Куперу уважение, восхищение и, в конце концов, привязанность. … Те, кто знал его лучше всего, больше всего его любили. Но даже они часто были вынуждены признать, что необходимо было быть хорошо с ним знакомым, чтобы оценить, каким щедрым, каким преданным и возвышенным он был.