Особа, служившая предметом этого повествования и столь восторженного отзыва, в самом деле встала с места и смотрела вверх, как бы отыскивая там кого-то.
Госпожа Скаррон действительно была великолепна. Другая пара таких огненных черных глаз едва ли бы нашлась в подлунном мире. Ее прекрасная, видная фигура, достигшая теперь апогея своего развития и пышности (молодой женщине шел двадцать седьмой год), могла бы послужить скульптору моделью для богини. Вдобавок цвет ее лица отличался необычайной нежностью и вместе с тем свежим румянцем. В этом прелестном создании, видимо, сочетались здоровье тела и бодрость души, отражавшиеся в красивой наружности.
Свет восковых свечей заливал ослепительным сиянием пышную красавицу, стоявшую во весь рост, и граф Фюрстенберг невольно воскликнул:
— Право, точно видишь перед собой будущую королеву!
— Граф, — ответил Рувиль, — как знать, пожалуй, Ваше восклицание окажется пророческим.
— Вы — фаталист, шевалье.
— Может быть. Но знайте, это все-таки удивительно: ведь восклицание, вырвавшееся у Вас сию минуту, странным образом совпадает с предсказанием, которое относилось к госпоже Скаррон.
— Неужели?
— В доме д‘Альбрэ работает один каменщик. По примеру некоторых людей он занимается астрологией и носит имя Барбэ. Он сказал однажды про госпожу Скаррон: “Вот жена калеки, но я знаю наверное, что она со временем сделается королевой, так ей было на роду написано”. Когда же ему пришлось опять работать в том же доме, он вошел в комнату молодой вдовы, остановился перед ней и воскликнул: “После многих трудов и хлопот Вы достигнете такой высоты, о какой Вам и не снилось; Вас полюбит король; Вы будете управлять, но не приобретете ни благодарности, ни благ счастья”.
— Странно!.. — заметил Фюрстенберг. — Но кто знает, как переменятся времена?
— Ба, — со смехом подхватил Глапион. — Лавальер еле держится, а когда ее господству придет конец, другая уже готова будет вступить на опасный путь по ее следам.
— Неужели правда, — прошептал граф Фюрстенберг, — что соперницей Лавальер является…
— Вот эта!.. — договорил Глапион, исподтишка указывая на большую королевскую ложу, куда только что вошли герцог Орлеанский с супругой и маркиза де Монтеспан. — Прекрасная Атенаиса скоро будет оказывать нам покровительство.
В эту минуту король показался в малой ложе. Все поднялись с мест. Государь подошел к барьеру ложи, снял шляпу и поклонился. Присутствующие снова сели, и увертюра началась.
Занавес шумно раздвинулся. До пятой сцены, между Жеронимо и Станарелем, пьеса шла спокойно и при одобрении короля. После этой сцены, согласно обычаю времени, был назначен танец, который предстояло исполнить Станарелю с толпой египтян и египтянок.