Почти в ту же минуту к герцогине приблизился Пенотье.
— Ах, сударыня, — сказал, — я вижу, что Вы — любительница цветов, потому что не сводите взора с моего садика!
— Действительно, — ответила герцогиня, — этот цветущий уголок восхитителен. Мне хотелось бы полюбоваться им вблизи.
— После обеда нам подадут туда кофе. О, я покажу Вам несколько редких экземпляров растений!
Общество поднялось из-за стола, чтобы разойтись по соседним комнатам.
— Вы уже обдумали мои предложения, почтеннейший господин Сэн-Лорен? — спросил Пенотье, обращаясь к своему гостю.
— Лишь мельком, господин Пенотье. По разным причинам я не могу еще сегодня дать свое согласие, потому что это дело зависит не от меня одного.
— Ах, что касается этого… — сказал Пенотье и затем вдруг спросил: — а как велика цифра — если это не будет нескромностью с моей стороны — того капитала, который Вы пускаете в оборот?
— Это — не тайна. Мои обороты достигают ежегодно десяти миллионов франков.
У Пенотье дрогнули углы рта и он отступил шаг назад, но спокойно возразил:
— Ну, а я орудую более крупными суммами.
— Охотно верю, — заметил Сэн-Лорен. — Доходы с церковных имуществ и учреждений Лангедока пожирнее, чем в Шампани; кроме того Вы служите еще представителем сельских сословий, — и, сказав это, он повернулся к Бранкасу, который тронул его за руку.
Пенотье исподтишка посмотрел ему вслед и пробормотал:
— Десять миллионов ежегодно в руках!.. Вот это выгодно! Я мог бы осуществить при таких средствах огромные предприятия, если бы к моим шестнадцати миллионам прибавить еще десять. Но он, кажется, не намерен уступить свое место… С духовенством я уж поладил бы, если бы удалить его. — Он огляделся кругом; общество покинуло столовую. — Гм… Амарель давеча говорил о яде, не оставляющем следов. Это было бы верным оружием для предпринимателя.
После этого Пенотье подошел к своим гостям. Между ними происходил оживленный разговор об одной картине. То был портрет короля Людовика XIII. Равнодушное лицо монарха с печатью пресыщения в чертах смотрело неподвижно и безучастно со стены и ясно говорило, что он не любил никого в этом мире, кроме себя, да и то едва ли.
— Он очень похож, — сказал Бранкас. — Этот портрет был написан незадолго до его смерти.
— Мне уже предлагали за него большие деньги, — сообщил хозяин дома, — но с оригиналом Бурдэна не так-то легко расстаться.
— Это — чудесная вещь, — заметил Сэн-Лорен.
— Да, как картина, — вмешался камергер, — но в самом лице нет ничего красивого.
— Однако Вы говорите очень смело! — со смехом подхватил Бранкас.