— Рюмку доминиканского!
Так назывался напиток, изготовлявшийся на маленькой фабрике, которая принадлежала доминиканским монахам.
— Ах, наконец-то Вы показались опять, господин Морель! — воскликнул Бертолэ, выходя из глубины своей лавочки. — Однако Вам с Вашим старым набивальщиком чучел удалось отвертеться еще довольно благополучно, когда у Вас арестовали итальянца.
— Э, что за важность! — проворчал Морель, — вместе схвачены, вместе повешены! Только в тот вечер меня вовсе не было в доме аптекаря; значит, ко мне и не могли придраться.
— А дела старика, по-видимому, опять поправились?
— Гм… об этом трудно судить! Он стал необщителен. С той поры, как молодой герцог Дамарр вскружил голову его дочери, да и был таков, старик мало говорит.
— Значит, о молодом герцоге — ни слуха, ни духа? Так и неизвестно, куда он девался?
— Полагают, что он воротится в непродолжительном времени. Юноша написал родителям прощальное письмо и высказал в нем, что может составить себе положение в свете как ученый юрист, не нуждаясь в поддержке светлейшего родителя. Маменька плакала и кричала, однако старик, строгий герцог, остался непоколебим и захлопнул двери дома Дамарр перед носом возлюбленного прекрасной Аманды.
— Да, творятся безумные вещи! Мой приятель Лашоссе тоже исчез.
— Ха-ха-ха, — засмеялся Морель, — добрый малый! Тотчас после отъезда молодого Ренэ Лашоссе уложил свои вещи. Он не пожелал оставаться в герцогском доме без молодого господина.
— Враки! — возразил Бертоллэ. — Мне известно, что о моем приятеле Лашоссе давным-давно ходили всякие удивительные слухи. Ах, вот идут новые гости!
Люди, которых торговец назвал своими гостями, были четверо сержантов парижского полицейского суда.
— Бертоллэ, живо четыре рюмки ликера! — скомандовал один из них.
Морель снял с прилавка поставленные им тут жестяные баклаги, связал их бечевкой и собирался уже удалиться, как вдруг до его слуха донеслось явственно произнесенное шепотом имя Сэн-Круа. Морель насторожился. Это имя шепнул один сыщик другому, и на Мореля снова напал страх при мысли о поручике. Ему показалось, что его опять преследует полиция, хотя он тщательно скрывался в доме Гюэ и наблюдал за поручиком лишь издали.
Морель решил подсматривать. На площади теснилось множество народа, и в этой сутолоке он увидал торговца лимонадом, двухколесная тележка которого была снабжена подобием щита с висевшими на нем кружками и бокалами.
— Здравствуй, Сивадье, — сказал ему Морель.
— Здравствуй, Морель, — отозвался торговец, который, судя по всему, занимался еще и другим ремеслом наряду с продажей прохладительных напитков.