Пирующие разошлись только под утро. Когда маркиз и Сэн-Круа направлялись к своей “квартире”, состоявшей из местечка у бивуачного огня и шерстяного одеяла, так как ночевать пришлось на поле битвы, — Сэн-Круа остановился перед длинным, высоким зданием. В окне, выходившем в сад, виднелся свет.
— Да ведь это — дом “римского доктора”, — сказал поручик. — Он уже не спит. Видели Вы его во время боя?
— Нет, но видел перед битвой; он был занят приготовлением перевязок, — ответил Бренвилье.
— Чем он может заниматься в такой ранний час? Пройдем еще немного… мы как раз очутимся у ворот!
— Оставьте этого неприятного человека! Не то он опять наградит нас мерзкими впечатлениями.
— А я хотел бы видеть его: этот странный человек очень интересует меня.
С этими словами Сэн-Круа перелез через ограду, а маркиз остался на дороге.
— Я буду ждать Вас у нашего костра, — сказал он и повернул в сторону.
Сэн-Круа взошел на крыльцо и принялся ощупывать дверь, но так как она не отворилась, то он вышел из-под навеса в монастырский сад. Взобравшись на груду камней, он попробовал заглянуть через окно в комнату доктора.
То, что он увидел, так поразило его, что, хотя его сердце сжималось непривычным чувством ужаса, он все-таки остался на своем месте, чтобы видеть все, что будет делать доктор.
В комнате горела лампа, спускавшаяся с потолка на железных цепях. Стол был выдвинут на середину комнаты. На нем лежало распростертое тело мужчины, руки, ноги и шея которого были привинчены к столу железными кольцами, так что лежавший, если только он вообще был еще жив, не мог пошевелить ни одним членом. Сэн-Круа не мог решить, труп это или живой человек; но ему казалось, что скорее — живой, так как доктор стоял перед телом и внимательно разглядывал его; кроме того, в рот лежавшего была вставлена воронка с длинной трубкой; через эту воронку доктор от времени до времени вливал в горло лежащего какую-то жидкость из небольшой бутылочки. Он употреблял свои капли с крайней осторожностью; после каждой влитой в воронку дозы он прикладывал к груди лежащего руку или ухо; иногда открывал какую-то книгу, прочитывал несколько строк и снова смотрел на тело. Если Экзили пробовал над телом и внутренние средства, то, по мнению поручика, оно не могло быть трупом. Скоро Сэн-Круа с ужасом увидел, что, несмотря на железные оковы, тело судорожно зашевелилось, приподнялось, шея напряглась, и из горла вырвался страшный, гортанный звук.
Эти проявления жизни по-видимому не произвели на доктора ни малейшего впечатления. Пока тело судорожно содрогалось, он положил руку на сердце своей жертвы, а его злые глаза внимательно следили за усилиями распростертой фигуры. Через несколько мгновений голова снова упала на стол, тело вытянулось, хрип в горле прекратился. Ужасный доктор равнодушно ощупал тело, приложил ухо к сердцу, потом снова раскрыл свою книгу, заглянул в нее, снова перевел взор на тело, со страшной усмешкой покачал головой, а затем, захлопнув книгу, отвинтил железные кольца.