Король сел к столу; рядом с ним заняла место королева-мать; с другой стороны уселся герцог Орлеанский. Все остальные стояли. Де Лозен подал королю карты; игра началась.
— Герцог де Креки! — крикнул король, — приведите герцогиню де Лавальер: я желаю, чтобы она также взяла карту.
Все взоры обратились на королеву-мать, но ее лицо не выразило ни малейшего волнения; только ее губы слегка дрогнули.
Креки от имени короля пригласил герцогиню занять место за карточным столом, и таким образом любовница короля очутилась сидящей против его матери. Мария Терезия в это время уже отбыла из Тюильери.
В нескольких шагах от стола находилась группа, с большим интересом наблюдавшая за дамой, удостоившейся такой великой чести. Это были: маркиз и маркиза де Монтеспан и герцог Мортемар. Милое лицо фаворитки пылало от смущения и вместе с тем от радости; она чувствовала, что приглашение королевы-матери на этот вечер имело целью показать ей, что в толпе придворных она занимает самое незначительное место; она чувствовала, что красота Монтеспан должна бы заставить ее самое опасаться; но ничто не страшило ее; ведь она так искренне, так пламенно любила короля. Однако она вовсе на ожидала и не желала такого отличия, какого ее удостоили, и потому дрожала, занимая свое место.
— Каково положение! — шепнул Мотнеспан на ухо жене. — Посмотри, Атенаиса, как герцогиня смущена.
— Она слишком робка, — ответила Атенаиса, — когда вступаешь на такую дорогу, надо идти по ней без колебаний и без страха.
Маркиз посмотрел на свою жену строгим, почти печальным взглядом.
— Вот следы воспитания мадам де Парабер, герцогини д’Альбрэ и маркизы де Бренвилье, научивших мою Атенаису такой мудрости, — сказал он. — Посмотри, как дрожат руки у бедной герцогини; она выиграла, перед ней лежит груда золота, но она не может протянуть руку, чтобы взять его; она не смеет пошевелиться. Неужели это — счастье?
— Это — счастье, если женщина так любима, как Луиза де Лавальер любима королем Людовиком, — ответила Атенаиса, — и несчастье, если оно куплено такими жертвами, как покой, честь…
— Для меня блаженство слышать, что ты так говоришь, Атенаиса, — прошептал маркиз, — я только потому согласился на твое приближение ко двору, что возлагал большие надежды на преимущества, которые это могло бы принести нашей семье, но избегай общества Лавальер.
— Избегать этой несчастливой счастливицы? Почему, Анри? Мне было бы стыдно прятаться от нее из боязни соблазна. Мне нравится Лавальер, я понимаю, что она всем пожертвовала своей любви, но смело могу сказать: все — лучше, чем положение Лавальер!