И чудище сменило гнев на милость.
– Бедный ребенок, у нее мурашки. Иди сюда, я буду вытирать твои волосы.
– Данке шён, – умильно произнесла Беллинда, точь-в-точь как говорила Берта по прозвищу Немецкая Глиста. – Спасибочки, я сама.
Знаем, как ты вытираешь. Весь скальп сдерешь своими ручищами.
* * *
После водных процедур всех загоняли на молитву, а потом – по комнатам, спать.
И начиналась настоящая жизнь.
От молитвенного занудства Беллинда очень ловко отделалась. В самом начале, когда только приехала, объявила себя еврейкой – и получила лишних полчаса свободы. В Бога она верила, но знала твердо, что никакие дурацкие молитвы Ему не нужны. Богу надо, чтобы ты жил изо всех сил и не куксился.
План был такой: пока дуры протирают коленки в двух часовнях, протестантской и католической, как следует приготовиться к ночной экспедиции. Днем такой возможности не было – все время на людях.
В первые недели Беллинда страшно бесилась от санаторной жизни. Ведь живем на острове, под настоящим вулканом, посреди океана! Здесь чего только нет! А вокруг кислые рожи, лечебные процедуры, чинные гуляния по саду, и ни шагу за ограду.
Но потом пригляделась, освоилась – и зажила по-своему.
День принадлежал не ей, приходилось терпеть. Но ночью, когда никто не видит, сидеть в четырех стенах было глупо.
Она и не сидела. За три месяца всего два раза не выходила, когда был ураган. И еще когда лежала с температурой после ночного купания, чуть пополам не треснула от кашля, но это не в счет. Всякий человек может простудиться, даже самый здоровый.
Изучила и поселок, где рабочие и водолазы живут, и обе фабрики, парфюмерную и фармацевтическую – всё-превсё.
Самое интересное – просто за жизнью наблюдать. Засядешь на склоне, над домами и смотришь. Бинокль (отличный, военный, германского производства) был украден у Кобры. Та перерыла весь санаторий, ругалась по-немецки, но в конце концов решила, что это варан с подоконника спер – польстился на блеск стекляшек. На девочек не подумала, потому что зачем им, доходяжкам?
Никогда не надоедало смотреть, что происходит в пивной. Жаль лишь, разговоров не слышно. Просто в окна подглядывать тоже здорово. Занавесок в самых крайних домах не было – тут уже начиналась гора. Люди у Беллинды были, как рыбки в аквариуме. Некоторых она любила, других не очень, но все уже стали почти как родные.
Одно время, целую неделю, увлеченно пялилась в окна дома с красными фонариками – там располагался бордель. Узнала, что в книжках про любовь всё врут. Ах-ах, он осыпал ее руки лобзаньями, голова закружилась от счастья, и всё окуталось счастливым туманом. А на самом деле глупо, скучно, и всё одно и то же. Перестала за борделем подглядывать.