Не смягчило гнев Маннергейма и последовавшее от Временного правительства присвоение ему в мае 1917 года чина генерал-лейтенанта и назначение на должность командира 6-го кавалерийского корпуса. Маннергейм никак не выказывал своей ненависти к новой власти. В день своего 50-летия, 4 июня 1917 года, он принимал парад своего корпуса и участвовал в традиционных празднествах и в то же время тайно готовил заговор. Воспользовавшись случаем, он пригласил на свой юбилей единомышленников — генералов Врангеля и Крымова, чтобы обсудить с ними план похода на Петроград, для восстановления порядка. Взвесив все за и против, генералы пришли к неутешительному выводу: на данный момент осуществление плана невозможно, так как связь и транспорт находились целиком в руках революционеров. Без железных дорог, телеграфа и телефона бесполезно было даже пытаться что-либо сделать.
И все же безнадежность ситуации не сломила генерала, он ни на йоту не отступил от своих принципов. Самоуверенность и необычайная сдержанность много раз спасали его. С каменным лицом он объезжал свои войска, минуя толпы распоясавшихся солдат, которые, завидев грозную фигуру генерала, позабыв все свои новые права, вставали во фронт и отдавали честь. И лишь когда генерал исчезал из виду, начинали ворчать.
Но долго так продолжаться не могло. Революционная агитация в армии набирала обороты. А Маннергейм не мог и не хотел подчиниться новому порядку. Вскоре произошел случай, заставивший его серьезно задуматься о своем пребывании в русской армии.
Однажды в одном из эскадронов драгуны арестовали своего командира за то, что он вел монархическую пропаганду, и отослали под конвоем в Кишинев. Маннергейм встал на защиту своего офицера и потребовал от драгун извиниться перед ним и вернуть обратно, а зачинщиков наказать.
Для разбора этого дела в корпус прибыл новый комиссар армии. Маннергейм разговаривал с ним очень сухо и в ультимативном тоне изложил свои требования. Сначала комиссар пообещал решить вопрос положительно. На собрании полка комиссар произнес речь и велел тем, кто незаконно арестовал офицера, выйти вперед. Самоуправцев увели в штаб армии. Потом было собрание дивизионного комитета, на котором армейский комиссар снова держал пламенную речь о противоправных действиях арестованных драгун и в конце объявил, что после отбытия наказания они смогут вернуться в свой эскадрон.
Такое решение оскорбило Маннергейма до глубины души. Он посчитал, что ему не удалось защитить своего офицера, а значит — ему нет места ни на должности командира, ни в армии вообще.