По крайней мере, тогда.
— Я по ним скучаю, — призналась я. — Скучаю и хочу узнать, как кому-то пришло в голову их убить. Я хочу, но не могу… — Голос дрогнул, и Рене прижала меня к себе покрепче.
— Мне очень жаль, что я не принес более добрых вестей, — сказал Стив. — Знаю, что Рон из-за этого тоже переживает, и он сказал, что любые твои воспоминания, даже если это какая-нибудь мелочь, могут помочь найти виновного.
— Эйвери, сходи на улицу. Помнишь, мы вчера нашли грибы, срежь несколько штук, хорошо? Я утром омлет приготовлю.
— Прямо сейчас? Мам, там же уже темно, и мы еще пирога не поели…
— Милая, ты же его уже попробовала тайком. У тебя руки в шоколаде. Поешь еще, но сейчас возьми лукошко и сходи за грибами, ладно? Прошу тебя.
— Все в порядке?
— Эйвери, иди, прошу тебя.
— Хорошо, хорошо, иду. Я просто спросила.
— Она послала меня за грибами, — прошептала я, и Рене напряглась. Едва-едва, но я заметила.
А Стив… Он сделал шаг назад, широко распахнув глаза.
— За грибами? — переспросил он.
— Для омлета, — пояснила я. — Это случилось прямо после ужина, когда уже начало темнеть, но фонарь я брать не собиралась. Потому что и так хорошо знала дорогу.
— А что было потом?
— Стив. — Рене попыталась его остановить, но он отвернулся от нее и посмотрел на меня:
— Что было потом, Эйвери?
Я попыталась представить, как выхожу из дома. Оставив маму с папой одних. Но не получилось. Я ничего больше не могла вспомнить. Только то, как она попросила меня принести грибы.
А еще кровь. И вспышки серебристого света. А потом я открыла глаза, не зная, где нахожусь, увидела Рене, которая приговаривала «Эйвери, Эйвери» таким грустным голосом, что я поняла, что стряслось нечто ужасное.
Что-то, из-за чего, когда я спросила: «А где мама с папой?», ее лицо перекосилось.
Из-за чего, посмотрев на руки, я вспомнила красную, ржавую запекшуюся кровь на кутикулах и под ногтями.
— Кровь, — прошептала я. Я вспомнила, как увидела на себе кровь, и поняла… я знала…
— Хватит, Эйвери, хватит, — сказала Рене, стараясь прижать меня к себе, но получалось довольно неуклюже — она пыталась делать это одной рукой и стоя на довольно приличном расстоянии.
И все, больше у меня ничего не осталось. Я вдохнула поглубже, вспоминая маму, от которой пахло фруктами, и папу, от которого пахло лесом. Рене сильно от них в этом смысле отличалась. Ее запах совсем не был похож на родительский. От нее пахло кофе, шампунем и немного досками.
Мне чего-то не хватало, да и собой я была недовольна, потому что не могла вспомнить, хотя и пыталась думать о разных вещах — о разных местах, запахах и многом другом.