«Тройняшки? Правда?»
Я киваю.
«Три блондинистые сучки».
Я сижу на коленях и хватаюсь за свое лицо. И тогда она здесь: между моими пальцами. Дверь закрывается позади нее, и она приседает на корточки передо мной. Ее волосы такие бледные. Такие прямые. Ее глаза такие большие. Она держит небольшой целлофановый пакет в одной руке.
Второй рукой она касается моего плеча, ближе придвигая лицо.
— Эдгар? Ты можешь подняться? Выйти к машине?
Ее глаза останавливаются на моей руке. Я притягиваю ее ближе.
Ее глаза впиваются в мои, и я, черт побери, не могу выдержать ее так близко. Я поднимаюсь и выскакиваю из ванной. Я стою секунду, уставившись на свою машину. Кровь капает. Я сажусь в машину, а кровь капает на сиденье и на консоль.
Вот она снова. Туман из-за моей панической атаки, должно быть, рассеялся, потому что я чувствую, как мой член дергается при виде нее, открывающей пассажирскую дверь и садящейся в машину. Сейчас она пристегивает ремень безопасности, и это я отмечаю отчасти размыто. Мое зрение еще не совсем вернулось в норму. Я наблюдаю, как она тянется в пакет. Она держит маленькое, зеленое полотенце.
— Это для машины, так что оно не стерильно, но это все, что у них было. Кроме детских салфеток, но они ароматизированные, и я подумала, что это будет плохо, и можно занести тебе инфекцию, так что я не взяла их. Вот, — она держит его, но хмурится. Обдумывая. Неуверенная, должна ли она касаться меня.
Я беру полотенце и обматываю им нижнюю часть своей руки. Она наклоняется над ней и осматривает меня со всех сторон.
— Твоя средняя костяшка... Эдгар, это кость? Я беспокоюсь, что тебе нужны швы.
Я фыркаю.
К черту, я так не думаю. Не сегодня. Ни в какой другой день.
— Нет.
Я начинаю давать задний ход, но она вскидывает свою руку, отвлекая меня.
— Подожди.
Она снова заглядывает в пакет и вытаскивает рулон медицинского бинта. Она держит бутылочку спирта для протирания и тюбик мази с антибиотиком.
— Ты должен использовать «Неоспорин».
Я вырываю бинт из ее рук и начинаю бинтовать полотенце вокруг своей руки, так что мы, черт побери, наконец, можем поехать.
Она касается локтя моей раненой руки, и я скидываю ее с себя.
Я борюсь с бинтом и полотенцем, когда стыд снова подкрадывается ко мне. Чем скорее я отвезу ее задницу в аэропорт, тем лучше. Я не могу делать это дерьмо с ней. Я думал, что... Я не знаю, что. Я был так чертовски глуп.
— Тебе явно нужна помощь, — ее голос прорывается сквозь низкое жужжание кондиционера. — Почему ты не разрешаешь мне помочь тебе?
Я игнорирую ее, пытаясь прибинтовать проклятое полотенце к моей руке. Когда это наполовину сделано, и бинт задерживает большую часть крови, я даю задний ход и выезжаю со стоянки.