– Готово? – спросил я у Кремера. – Хотите, чтобы я говорил?
Он кивнул. Дверь отворилась, и в сопровождении одного из полицейских вошла женщина средних лет в модной шляпке блином, словно приклеенной к уху, а губы и ногти у нее были немыслимого ржавого цвета. Она оглядела комнату без особого интереса. Я протянул руку:
– Будьте добры…
Она подала мне два листка. Один я передал капитану Диксону, другой оставил себе.
– Теперь, миссис Бэллин, сделайте то, о чем я вас попрошу, причем, пожалуйста, как можно спокойнее, не раздумывая и не нервничая.
– Я не нервничаю, – улыбнулась она.
– Ну и прекрасно! – Я снял крышку и поднес ей коробку. – Возьмите конфету.
Она пожала плечами.
– Я очень редко ем конфеты.
– Нам не нужно, чтобы вы ели. Просто возьмите конфету. Пожалуйста.
Она протянула руку и, взяв первую попавшуюся конфету, показала мне.
– С шоколадной начинкой.
– Хорошо. Положите ее назад. Вот и все. Благодарю вас, миссис Бэллин, всего вам доброго.
Она оглядела нас и произнесла удивленно с оттенком дружеского сочувствия:
– Ну и ну!
Я подошел к столу и пометил крестиком уголок ее листка, а под именем написал цифру «6».
– Вульф сказал, чтобы три штуки брали, – проскрипел Кремер.
– Верно, сказал. Но, кроме того, он велел действовать по обстоятельствам, что я и делаю. Если эта дамочка в чем-то и замешана, то никакой Ниро Вульф не отгадает, в чем именно. А как по-вашему, капитан?
Диксон издал звук, напоминающий нечто среднее между мычанием антилопы гну и урчанием трехпалого ленивца. В этот момент отворилась дверь и вошла высокая стройная женщина в длинном, плотно облегающем черном пальто с серебристой лисой таких размеров, что казалось, будто бедное животное страдало гигантизмом. Губы у нее были плотно сжаты, взгляд устремлен вперед. Я взял у нее оба листка и один отдал Диксону.
– А теперь, мисс Глеймор, сделайте то, о чем я вас попрошу, только, пожалуйста, как можно спокойнее, не раздумывая и не нервничая, хорошо?
Бедняжка было отпрянула, но взяла себя в руки и кивнула. Я протянул ей коробку.
– Возьмите конфету, любую.
Она охнула, глаза ее округлились.
– Ведь это же… – Она зажала кулаком рот и завизжала.
– Достаточно, благодарю вас, – произнес я ледяным тоном. – Всего доброго. Пожалуйста, проводите мадам.
Полицейский взял ее под локоток и легонько повернул к двери.
– Душераздирающие вопли – это ее специальность, – сказал я, делая пометки на ее листке. – Это же Бет Глеймор, не узнали? На сцене она так же переигрывает, как и в жизни. Посмотрите на нее в «Плате за безрассудство».
– Все равно зряшная это затея, – равнодушно заметил Кремер. Диксон хрюкнул. Опять открылась дверь, и вошла еще одна женщина.