— Играем всерьез, товарищ майор. Если кто полезет, то стреляйте, ловите, танками давите. Чему вас в академии учили?
Улыбнулся Пересыпкин.
— Чему улыбаетесь?
— Наконец-то дело настоящее.
— Мне тоже, товарищ майор, дело настоящее нравится. Не подведете?
— Не подведу.
— Раз игра пошла нешуточная, тогда вот что. Мне тут товарищ Берман рассказывал много про вас хорошего, говорил, что вы большой человек, что перед вами открываются широкие перспективы по службе. Товарищ Берман ваше личное дело знает в мельчайших подробностях. Так, товарищ Берман?
— Угу, — подтвердил Берман.
— В общем, мы тут с товарищем Берманом посоветовались и решили для начала вам присвоить звание полковника, чтобы не было ощущения игры, чтобы все реально было. Вот ваши знаки различия.
Достал Сталин бережно из внутреннего кармана шуршащий нераспечатанный конверт, раскрыл, подал Пересыпкину петлицы полковника войск связи.
— Служу Советскому Союзу!
— Идите, полковник. Действуйте. Всему высшему руководству Наркомата связи на время учений от моего имени объявить длительный отпуск и в наркомат не пускать. На время учений вы подчиняетесь только мне лично и выполняете только мои приказы. И навсегда: вы подчиняетесь только мне лично и выполняете только мои приказы. И если какой выродок вздумает вас вербовать в свою сеть, застрелите его.
2
Отпустив Пересыпкина, Сталин снова поднял трубку телефона:
— Так где же товарищ Ежов?
— Товарищ Сталин, товарищ Ежов немного… как бы это… одним словом, немного пьян.
— А вы его будили?
— Полтора часа разбудить не можем…
— Хорошо. Не будите. Везите спящего в гостиницу «Москва».
— Будет выполнено.
— А когда проснется, скажите ему, что некий товарищ Гуталин передавал привет и хотел поговорить. Срочное дело было.
3
Будильник гремит над ухом так, что старшему майору государственной безопасности Бочарову хочется его расстрелять. Но расстрелять будильник Бочаров не может просто потому, что не может проснуться.
Трясет его дежурный за плечо:
— Товарищ старший майор государственной… товарищ старший майор государственной…
Слышит Бочаров первых четыре слова и засыпает. И снова слышит четыре слова. И снова засыпает.
Дежурный полотенце в воде холодной вымочил, отжал и на лицо Бочарову положил:
— Товарищ старший майор государственной безопасности, Москва.
Долго смотрел Бочаров на телефоны, соображая, где между телефонами приладили будильник. Потом понял, что отвратительным грохотом может громыхать не только будильник, но и телефон. Осознав это, осталось сообразить, какую трубку поднять. Посмотрел на время. Семь часов тринадцать минут. В Москве сейчас — шесть часов тринадцать минут. А телефон злобствует. Понял Бочаров: это не кремлевский. Это не Сталин. Это лубянский телефон свирепствует. Это лучше. С Лубянкой всегда объясниться можно.