Делягин спокойно выслушал профессора, коротко ответил: «Маузер подлежит регистрации. Остальное следует сдавать. Либо оборудовать места хранения как полагается: стальные шкафчики, замки в соответствии с законом РФ «Об оружии». Тогда охотничье можно держать по месту проживания». После этого он провел инструктаж с Олегом и Гришкой, которым во время вылазок в Сектор тоже полагалось оружие. Гришку помповый «Моссберг 835» привел в восторг. Его не расстроило даже заключение прапорщика: «В общем, лучше его в руки не бери, пусть за спиной болтается, главное – ремень подгони, чтобы приклад по заднице не колотил».
Сам Алехин снова отправился в казарму общаться с ротными офицерами. Он должен был выяснить, можно ли рассчитывать на их поддержку или, наоборот, учитывать их как враждебный фактор. Как ни пытался он понять, что за человек здешний комроты, так и не смог толком составить о нем мнение. То ли скользкий тип, умело скрывающий собственные интересы, то ли в самом деле настолько безликий человек… Потом, уже когда собирались на обед, Алехин вдруг почувствовал себя плохо. На лбу выступила испарина, ноги ослабли… Тренированный организм уверенно сопротивлялся непонятно откуда взявшейся напасти, но в душе капитана возникло сомнение в себе, непривычная неуверенность.
– Хреново, – заметил комроты, когда разглядел, что Алехину плохо. – Не примет вас Сектор, товарищ капитан. Всплеск приближается. Это же Сектор… Мы можем сколько угодно бетонные стены вокруг него строить – ему на это плевать. Выплескивает так далеко, как ему хочется.
– Это надолго? – еле ворочая языком, спросил Алехин.
– К вечеру будете в норме. А до тех пор терпите. Лекарств от Сектора не существует. Раздолбать бы его тактическими ядерными, чтобы ничего не осталось…
Впервые в голосе армейца прорезался намек на какие-то чувства. Унылый майор ненавидел Сектор всеми фибрами своей усталой и разочарованной души. Только сил в его душе почти не осталось. Алехину неожиданно пришло в голову, что вся страна – в точности этот майор. Все увяло и остыло, жизнь не несется вскачь, а едва тащится по старым разбитым колеям. Лишь вокруг Сектора могут кипеть какие-то страсти, что-то может шевелиться и будить в душах людей давно забытые порывы сильных чувств.
Так что же, Сектор – стимул к жизни? Или, напротив, именно вялое лихорадочное копошение вокруг его границ выпивает жизненную силу из огромной страны? Все живое, что еще способно развиваться и давать всходы, все активное и бодрое, что еще сохранилось в России, собралось здесь, находится под контролем МАС и служит лишь удовлетворению интересов кучки людей, заведующих биотиновым трансфером? Тогда прав полковник – эту язву следует прижечь.