– Петр – Великий? Да? Ну?!
Накал страсти достиг шекспировского монолога. Собчак утер оторопелый пот. Альтернативное будущее гипнотизировало его.
– Ужо тебе!.. – выскочила из него цитата продолженной поэмы.
Город врос в землю. Шпиль Петропавловки походил на золоченую метлу. Мир съежился. Монстр сиял!
К мэру вернулся слух.
– И в Гавань тоже не пущу, – сказал он.
Я шар земной чуть не весь обошел – и жизнь хороша, и жить хорошо. Я вернулся в мой город, знакомый до слез. Выходи на бой, чудище поганое.
Как мы помним, в какие бы дальние страны, населенные различными, но неизменно недобрыми существами ни отправлялся Гулливер – в конце путешествия он неизменно возвращался домой.
Вот таким образом в Москве, сбоку Москвы-реки, никогда не бывшей сколько-то значимой водной магистралью, рядом с конфетной фабрикой «Красный Октябрь» – монументально впаялся в пространство Петр: сбежавший из Москвы в юном возрасте и сделавший все, чтоб ненавистная домотканая столица пришла в ничтожество и упадок. Государь император Петр Алексеевич, перенесший столицу заново на далекий север и чуть не убитый в Москве в невинном отроческом возрасте, Москву терпеть не мог. Просто на дух ее не переваривал, вместе с бородами, армяками, слободами и церквами. Вот стоит. Не знает, что он Гулливер.
Процесс пошел, как гениально выразился первый и последний президент СССР. Как мегатонными вехами процесса, Москва оказалась заставленной циклопическими истуканами Церетели. Возможно, городским властям казалось, что они символизируют своим размером величие нашей эпохи. Вроде как сталинские высотки дали облик своему времени.
За своим плодотворным занятием Церетели развил поистине термоядерную мощь. Если иной город отказывался принимать большую статую – скульптор всучивал ему для первой привычки маленькую. Идешь в Лондоне по Оксфорд-стрит: бац? – в угол дома вмурована такая хреновина в полметра высотой, вроде Прометея, вздымающего вверх свою горящую печень, и на ней надпись: дар скульптора Церетели. Искусство сближает народы. Огребай, руманешти, матросский подарок!
Когда в Нью-Йорке рухнули небоскребы, Церетели подарил городу сорокаметровую слезу. Муниципалитет цинично отверг эту крокодилову слезу. И что? Теперь она пролилась, как серный дождь на Содом и Гоморру, на штат Нью-Джерси, другой берег Гудзона, чтоб с Манхеттена хорошо видели и помнили кару господню. Нью-Джерси штат дешевый, не балованный дарами, он кочевряжиться не стал.
…Если вы обладаете хоть малым пространственным воображением – уменьшите мысленно уродов Церетели до размеров стакана. И бройлерного Де Голля, и букараху на шпиле Поклонной горы. И вдруг вы обнаружите, что они милы – легки, гармоничны и изящны! Стиль, юмор и аллегоричность! Мужик действительно прирожденный миниатюрист. Охота быть гигантом пуще неволи…