— Остановись… успокойся.
Он дрожал, сжимая ее в своих объятиях. Она попыталась откинуться назад, чтобы увидеть его лицо, но он очень крепко держал ее. И он издавал самые ужасные звуки.
— Уоррик? — спросила она в ужасе. — Вы… вы не плачете, нет?
Он затрясся еще сильнее. Ровена нахмурилась, заподозрив что-то неладное. Наконец его голова оказалась над ее плечом. Он лишь взглянул на нее, и его беззвучный смех перешел в громкий хохот. В гневе Ровена вскрикнула и ударила Уоррика в грудь. Он схватил ее лицо обеими руками и поцеловал ее, но он все еще фыркал от смеха, поэтому поцелуй получился очень легким, похожим на щекотку, — по крайней мере сначала. Она рассердилась на него за такую отвратительную шутку, — запустив руки ему в волосы, прижалась своей грудью к его груди. И именно это сразу положило конец его веселью, а через несколько мгновений и ее раздражению.
Они оба учащенно дышали, когда выпустили друг друга из объятий. Ровене было так хорошо, что не хотелось двигаться, хотя ее и не приглашали сесть ему на колени. Он нашел выход из положения, прижав ее голову щекой к своей груди, и так и держал ее, а другой рукой нежно гладил ее по бедру.
— Ты так глупа, женщина. Ты даже не можешь как следует поспорить, потому что ты слишком озабочена тем, чтобы не обидеть чувств своего противника.
В зале они были не одни, но в основном на них не обращали внимания. Но Ровену это особенно не беспокоило, и это удивило ее. Всего лишь несколько дней назад она чувствовала себя униженной из-за того, что ее вот так держали на виду у всех. Но несколько дней тому назад Уоррик и не сказал бы ей ничего подобного.
Она усмехнулась про себя.
— Так уж устроено, что большинство женщин испытывают сострадание. Вы меня браните за то, что я обладаю этим чисто женским чувством, Уоррик?
Уоррик хмыкнул:
— Я просто подчеркнул, что бывает время, когда надо быть не по-женски немилосердной, и бывает другое время, когда надо быть женственной. Вот сейчас, мне хочется, чтобы ты была женственной.
Она сладострастно потянулась, еще теснее прижимаясь к нему всем телом. Он глубоко вздохнул.
— Так достаточно женственно для вас? — поддразнила она его, произнеся это чарующим голосом.
— Скорее, это немилосердно, или ты хочешь, чтобы я отнес тебя прямо сейчас в свою постель?
В действительности она ничего не имела против этого, совсем нет, но вместо этого она сказала:
— Вы забыли, что приказали приготовить купание?
— Если это сказано, чтобы охладить мою страсть, тогда ты, видимо, забыла то последнее наше с тобой купание?
— Нет, я не забыла, но похоже, баня опять будет холодной, — предупредила она его.