Ну, есть конечно Хееку — тоже, тот еще мозгоклюй, но по сравнению с остальными — Хееку еще можно терпеть, он хотя бы не злобный, хоть и нудный….Все пытается меня жизни учить, да советы дает, как солдатскую лямку тянуть. А чего вот, — иной раз хочется мне его спросить, — ты сам, друг Хееку, в жизни‑то добился? Старик ведь уже — скоро тридцатник стукнет, а все простым стражником числишься. Ну да, конечно, другая солдатня и даже начальство тебя уважают, потому как следопыт ты и впрямь, лучше не бывает. И в обществе ты, говорят, не последний человек, через чего и на службе разные послабления имеешь, и лишняя денежка в твой карман капает. Да только, все равно ведь, — стражник — он стражник и есть. И любой капрал тебе в морду за просто так может дать, а офицер — заставить сапоги свои чистить, да плевки оттирать. А ты мне все говоришь — «Знай свое место». Да я из родного племени ушел, потому что мне там тоже, все на мое место указывали. Ага, был у нас такой дедушка Врууд — мудрец. — «…Только тогда ты Рааст — медвежонок, счастье обретешь, коли своего места держаться будешь. А коли выше попытаешься полезть — вся твоя жизнь страданиями обернется, ибо кто рожден по земле ходить, тому в небе делать нечего. И коли ниже, себя спихнуть позволишь, опять же через это несчастлив будешь…». Только куда вот ниже? Мне и так родня, всю жизнь батраком быть определила, за еду, спины не разгибая, вкалывать. И все, сколько себя помню, говорили, что это‑то и есть мое место….Вот пусть и засунут себе это место в кой — какое другое «место», чуток пониже поясницы да повыше коленей….Когда я уходил, мне вслед кричали, что я с голоду помру, на коленях обратно приползу, и буду у них в ногах валяться, умоляя принять меня обратно. А я вот, ничего, в жизни как‑то и без их «опеки» устроился, а придет время — и еще большего добиться смогу. А этот Хееку мне все про «место» твердит. Ненавижу!
Вот начальник наш, десятник Наугхо, мне нравится. Хоть росточком‑то он и невысок, зато…, хорька мне напоминает. Нет, не в плохом смысле слова, что дескать — вонюч. А в том, что хоть и мелкий, да шустрый, цепкий и злой до добычи. Ежели уж он кому в загривок вцепится, так пока глотку не перегрызет, — хоть огнем его жги — не отстанет! И надменности этой «благородной» в нем нет. В смысле — держит‑то он себя правильно, — никакого панибратства, или там страха перед подчиненными. Но и чтобы специально унизить, или еще как поизгаляться, этого ни — ни. Может оттого что сам безвылазно с нами в пустошах ошивается, за вражинами разными гоняясь. Там все из одного котла едят, да спину сотоварищу от вражеской пули оберегают. Тут уж особо не поважничаешь, и не поизголяешься, а то ведь и того…, спину могут и не уберечь, а уж из вражьего мушкета та роковая пуля вылетит, или из стражницкого, о том, поди, догадайся. Но я думаю, десятник наш, такой не оттого что за спину свою опасается, а просто сам по себе человек он правильный. С таким командиром и зануду Хеека потерпеть можно.