Вечерело. Воробьи исчезли. Собаки тоже. Сэндвич закончился. Но был еще кофе. Теплый и сладкий. Пальцы таяли от прикосновения к стаканчику.
– А чего ты одна? Где твоя тусовка? Или это, типа, модно стало – мерзнуть на лавочке в одиночестве?
– А ты вегетарианец? – лениво отозвалась Агата.
Марк оторвался от изучения своего кофе:
– С чего ты взяла?
– Типа, модно.
– Значит, не одна. – Он посмотрел по сторонам. – Флеш-моб?
Вот и кофе кончился. Жаль. Было вкусно.
– Еще какие слова знаешь? – спросила, со вздохом комкая бумажный пакет.
– Да много разных. Стимпанк, например. Не увлекаешься?
– У меня нет тусовки. – Накатила усталость, и на вранье не осталось сил. Стало себя жалко. Чего эта жизнь такая кривая? Чего все могут, а она нет?
– Ну, хорошо, а парень твой где? – легко согласился на изменение условий Марк.
– Нет у меня парня.
– Сейчас выяснится, что ты сирота.
– Сам ты сирота.
– Это точно. – Марк печально качнул головой. – Хотя если есть мама, но нет папы, то я полусирота.
– Полусирот не бывает.
– Тогда недосирота.
– Ты о ком?
Марк перестал улыбаться и внимательно посмотрел на Агату.
– Странно видеть подростка без компьютера и наушников, – тихо произнес он. – Мне кажется, вы все с техникой теперь неразделимы. Так с наушниками и рождаетесь.
Слово «подросток» резануло. Агата повертела в руках стаканчик. Было тепло и тянуло в сон. Ругаться не хотелось.
– С чего ты взял? – спросила тихо.
– Забавно. Ты обижена на весь мир, а миру на тебя плевать. Прорастешь ты на этой лавочке или пойдешь уроки делать – ему все равно.
– Плевала я на этот мир.
– Да ладно! Почему же ты тогда на него обижена? Сидишь вся такая замерзшая?
– Потому что мне на всех плевать.
– Тебе так кажется. На самом деле это миру на тебя плевать. Сидишь, копишь злобу, а никто вокруг и не знает об этом. И ты тут можешь желчью изойти – всем будет все равно.
– С чего это вдруг все равно? Мать вон обзвонилась.
– Ну, это ерунда.
– Я могу в любой момент к Емеле пойти!
– Да ладно!
– И Стрельцов, если что, сразу прибежит. Он мне уже эсэмэс присылал про школу.
– Стоит проверить.
– Да пошел ты!
Агата вскочила. Парень был очень странный. И непонятный.
– Эй! – позвал он, дав Агате возможность отойти на несколько шагов. – Может, завтра встретимся?
– Мне пятнадцать! – крикнула Агата. – Тебя посадят.
– А мне тридцать. И чего? У нас вроде общения между людьми не запрещены.
– За совращение малолетних…
– Ого какие у тебя мечты! Не надейся!
Злость улетучилась.
– Завтра тут же, в восемь.
Марк ждал ответа. Не дождался. Легко повернулся и зашагал прочь.
Все было бы понятно, если бы Марк был соблазнителем или грязным извращенцем, но он не был ни тем, ни другим. Или все-таки был? Она достала телефон, нашла вчерашнее эсэмэс Емельянова. Он просил прощения. Предлагал встретиться. Говорил, что готов прийти в гости. Была еще смс от Стрельцова. Он ставил в известность, что зайдет вечером, принесет тетради. Мамонт! Давно бы научился Интернетом пользоваться. Была свежая эсэмэска от Трубача. Васёк велел не дурить и забивал на вечер встречу после своих плясок на кочке. Трубач – главный танцор класса, ходит в клуб. То ли румбу отчебучивает, то ли сальсу. Писала Синявина, требовала подробностей и чтобы Агата пришла посмотреть на ее новую прическу. Это вчера. С утра закидала письмами в Сети.