Король и его министр обсуждали текущие дела — оба больные и порядком уставшие от жизни, к которой они остаются все же привязанными немногими оставшимися нитями. Они беседовали с глазу на глаз, и никто никогда не узнал, о чем конкретно они говорили.
На следующее утро Людовик XIII отправился дальше, в Лион. Напутствуя короля, Ришелье произнес не совсем, впрочем, уверенно: «Бог даст, все устроится…»
За всеми этими событиями и связанными с ними хлопотами малозамеченным прошло известие о смерти 3 июля в Кёльне всеми забытой Марии Медичи, которая, как рассказывали, все последние годы мечтала только об одном — умереть после Ришелье. Ей было отказано судьбой даже в этом последнем утешении.
А следствие по делу Сен-Мара шло своим ходом. Главный обвиняемый отрицал намерение убить первого министра. Он настойчиво твердил, что никогда не пошел бы на это без приказа короля. Сен-Map даже рассказал о своих частых беседах с Людовиком XIII на эту тему
Узнав о показаниях бывшего фаворита, король пришел в крайнее замешательство, он явно не рассчитывал на подобные признания своего недавнего любимца. Что касается Ришелье, то и он был немало шокирован неблагодарностью того, ради блага которого он не жалел ни сил? ни здоровья все восемнадцать лет. Впрочем, однажды он сам оказался свидетелем одной из таких бесед между Сен-Маром и Людовиком XIII. Теперь же об этом узнал достаточно широкий круг людей, а завтра это станет известно всей Франции и Европе.
Но, конечно, самое тяжелое обвинение — это тайный сговор с врагом, причем с врагом, находящимся в состоянии воины с Францией. За одно только это полагается смертная казнь.
Но вот следствие закончено. Судебный процесс решено провести в Лионе под председательством канцлера Сегье
Ришелье весь июль и половину августа много и напряженно работал, не покидая свою спальню-кабинет в Тарасконе. В письме к Нуайе от 4 августа он сообщал: «Хотя я практически не встаю с постели, Вы не можете упрекнуть меня в праздности, поскольку пишу вам ежедневно» Аббат Анри Арно сохранил для нас распорядок дня Ришелье, по которому он жил в Тарасконе. Уже в 7 утра кардинал принимался за дела, которыми занимался до 8 часов С 8 до 9 утра ему делали перевязку и другие предписание процедуры. Затем до 10 часов он вел краткие деловые беседы различными должностными лицами, после чего вновь начиналась работа с секретарями. Вслед за мессой и обедом Ришелье продолжал принимать посетителей, среди которых чаще других видели кардинала Мазарини — уже было известно, что министр считает его своим преемником. Едва закрывалась дверь за последним посетителем, как появлялись секретари, и работа возобновлялась уже до позднего вечера. И так каждый день. Валились с ног секретные помощники, а кардинал продолжал работать, словно не его придавили к постели многочисленные болезни, перед которыми были бессильны самые лучшие доктора: могучая воля и напряженно работающий мозг поддерживали полуразвалившийся организм кардинала, питая его какой-то неведомой энергией. «Четыре вещи занимают меня, — признавался Ришелье одному из своих посетителей, — болезнь короля, осада Перпиньяна, процесс месье Главного и моя немощь».