В 10.17 я вошел в кухню, пожелал Фрицу доброго утра и получил свой апельсиновый сок. В 10.56 допил вторую чашку кофе, поблагодарил Фрица за бекон и омлет с абрикосами и отправился в кабинет разбирать почту.
Спустился лифт, в кабинет вошел Вульф, пожелал мне «доброго утра» и поинтересовался, не было ли письма от Хьюитта по поводу ликасты нежнейшей. Верен себе. Раз я здесь, значит, меня не упрятали в каталажку, как важного свидетеля. Не побеспокоил его до одиннадцати – не имею, стало быть, никакой срочной информации. Мог бы, по крайней мере, поинтересоваться, долго ли меня мурыжили правоохранители. Вскрывая очередной конверт, я ответил, что от Хьюитта ничего нет.
– Сколько продержали? – спросил наконец он.
– Всего три часа после того, как я звонил вам. Домой добрался в начале второго.
– Нелегко пришлось, наверно?
– Были моменты… Я отказался подписать протокол.
– Неглупый ход. Приемлемо. Миссис Йигер рассказала мне о твоей импровизации перед мистером Стеббинсом. На нее этот номер произвел сильнейшее впечатление. Приемлемо.
Два «приемлемо» в одном разговоре – это рекорд.
– Ничего особенного, – поскромничал я. – Всего лишь присущие мне здравый смысл и осмотрительность. Выбор был невелик: или воспользоваться ими, или застрелить его.
Я подал ему почту.
– Будут указания?
– Нет. Выжидаем.
Он нажал на кнопку, дал один длинный и один короткий звонок, вызывая Фрица с пивом, и занялся почтой. Я сел, зевнул, достал блокнот, готовясь отвечать на письма.
Зазвонил телефон. Лон Коэн интересовался, приятно ли я провел вечер в окружной прокуратуре и как это меня освободили под залог среди ночи. Я ответил, что подозреваемых в убийстве под залог не выпускают, так что я просто выпрыгнул в окно и теперь нахожусь в бегах.
Когда я повесил трубку, Вульф уже был готов диктовать, но не успел я повернуть кресло и взять блокнот, как телефон ожил снова. Это был Сол Пензер. Он хотел говорить с Вульфом. Поскольку Вульф не сделал мне знака уйти, я остался и все слышал.
– Доброе утро, Сол.
– Доброе утро, сэр. Нашел. Верняк.
– Точно?
– Да, сэр. Мастерская на Семьдесят седьмой улице, около Первой авеню. Дом триста шестьдесят два, Восточная Семьдесят седьмая улица. Зовут Артур Уэнгер. – Сол повторил имя по буквам. – Узнал его по фотографиям. Он уверен. День точно не помнит, но на прошлой неделе, то ли вторник, то ли среда, утром. Я в телефонной будке за углом.
– Приемлемо. Он нужен мне здесь, чем скорее, тем лучше.
– Боюсь, не захочет ехать. Он один в мастерской. Десять долларов, возможно, решили бы вопрос, но вы же знаете, как это бывает: его же спросят, давали ли ему деньги.