Вырвав страницу из блокнота, он быстро набросал план фермы, отметив на нем дома и надворные строения, а также окружающие их деревья и кусты, за которыми мы могли бы укрыться. Я, признаться, не заметил их, но Холмс, с его удивительной памятью, не упустил ни одной мелочи и сейчас изобразил все очень точно.
Мы тихо обсуждали, как лучше взяться за дело, и к тому времени, когда подали кофе, у нас был готов план и каждый знал, какую роль должен в нем сыграть.
Мы выехали в половине десятого: Холмс и я – в двуколке, Анвин со своими людьми – в экипаже трактирщика, с которым Холмс договорился заранее.
Ночь была прохладная, луна на ущербе, но света ее хватало, чтобы мы могли всё видеть достаточно ясно. Однако я от души надеялся, что наши передвижения не будут замечены врагами.
Должен признаться, что сердце мое бешено колотилось в предвкушении схватки. Мы с Холмсом оба молчали. Я вспоминал вторую афганскую кампанию и битву при Майванде, в преддверии которой испытывал такой же страх и волнение. Тревожное ожидание даже притупило боль в ноге, которая днем причиняла мне изрядные неудобства: мускулы устали, и не помог даже отдых.
Мы оставили двуколку и экипаж в той же самой роще, но выбрали не тот путь, которым шли с Холмсом утром. Он привел нас в маленький заброшенный сад позади фермы. Там было много деревьев, за которыми мы могли укрыться. Оттуда нашему взгляду открывались дом и надворные строения. Хотя амбар был погружен в темноту, в одном из окон дома, на нижнем этаже, мерцал желтый свет керосиновой лампы.
Остановившись по сигналу Холмса, мы с любопытством следили за тем, как он вынимает из кармана несколько маленьких пакетов и выкладывает их содержимое на землю. Тут были кусок отличной говяжьей вырезки, перочинный нож, моток тонкой бечевки и два маленьких пузырька с жидкостью.
Используя плоский камень вместо кухонной доски, Холмс отрезал длинный тонкий кусок мяса, который щедро обрызгал жидкостью из пузырьков. В ночном воздухе я уловил запахи аниса и хлоралгидрата, которые ни с чем не спутаешь. Потом, скатав кусок мяса в подобие рулета, он перевязал его бечевкой и закрепил на конце лески.
– Приманка, – прошептал он, возбужденно поблескивая глазами.
Затем, держа в одной руке леску, свернутую так, что конец с приманкой свободно болтался, он, низко пригибаясь, направился один к фермерскому дому. Мы ждали, затаившись за деревьями.
Стояла мертвая тишина, так что малейший звук, нарушивший ее, казался оглушительным. Я слышал, как ночной ветерок колышет ветви над моей головой и как журчит вода, хотя мне было известно, что ближайший ручей отделен от нас двумя полями. Даже биение моего сердца казалось барабанным боем.