».
Отстранив «отказников» от участия в «акте революционной мести» и разработав план дальнейших действий, Я.М. Юровский простился с П.З. Ермаковым, который должен был вернуться назад через несколько часов.
Согласно разработанному «сценарию», возвращение П.З. Ермакова было запланировано на 12 часов ночи, а условным паролем по его возвращению должно было стать слово «Трубочист». Прибыть же П.З. Ермаков должен был не один, а вместе с грузовиком, на котором сразу же после казни планировалось вывезти трупы казнённых. А, кроме того, П.З. Ермаков должен был привезти в ДОН постановление о расстреле Царской Семьи, заверенное подписями членов Президиума Уральского Облсовета.
После прибытия П.З. Ермакова, коменданту Я.М. Юровскому следовало разбудить всех узников ДОН, после чего проводить их вниз, в приготовленную для расстрела комнату, где уже должны были находиться «закалённые товарищи», заранее распределившие роли известным читателю образом.
Чтение привезённого П.З. Ермаковым Постановления являлось приговором и должно было явиться сигналом общей готовности для назначенных в расстрельную команду лиц.
Сразу же по его прочтению, все эти лица должны были одновременно выстрелить в сердце каждой из намеченных жертв, завершив тем самым (выражаясь словами Г.П. Никулина) «первый пункт программы нашей большевистской партии».
Однако в действительности все вышло далеко не так гладко, как планировалось в этом «сценарии».
Первая «неувязка», с которой пришлось столкнуться Я.М. Юровскому, заключалась в том, что возвратившийся в 10 часов вечера П.З. Ермаков, прибыл не на грузовике, а на легковой машине Р.И. Берзина. Вместе с ним в ДОН приехал и Ф.И. Голощёкин, а также сотрудник УОЧК С.А. Бройдт, временно сопровождавший последнего в качестве личного телохранителя.
Ф.И. Голощёкин вручил Я.М. Юровскому бумагу — Постановление Исполнительного Комитета Уральского Областного Совета, скреплённое печатью, а также подписанное членами его Президиума — им самим и Г.И. Сафаровым, — в котором, вопреки ранее принятому решению, говорилось о расстреле лишь одного Николая II, а не всей Царской Семьи, вместе с находящимися при Ней слугами.
Это обстоятельство вызвало «естественное» недоумение коменданта, имевшего на этот счёт, согласно предварительной договорённости, прямо противоположную точку зрения.
О том, что в тексте данного постановления говорилось о расстреле лишь одного Государя, упоминается и в воспоминаниях П.З. Ермакова.
«Когда я доложил Белобородову, что могу выполнить, то он сказал сделать так чтобы были все разстреляны.