– Беги, действительно. Хоть ты пожрешь, – сказал он Стасову. – А я ее поставлю в очередь. Слыхал? С первого числа опять нормы выработки повышают…
– Да не может быть!
– Люди говорят: сегодня в газетах будет. Как раньше жали, так и теперь жмут – без разницы. Пошли, Наташка. – И Обухов, положив девочке на плечо свою тяжелую руку, повел ее ко второй сотке очереди.
– Дядя Петя, а ты какой сегодня? – спросила Наташа.
– Сорок третий, – сказал на ходу Обухов. – У меня нету дочки, чтобы мне спать до трех!.. – Обухов был грубым верзилой, и Наташа никогда не могла понять, завидовал Обухов ее отцу или осуждал его за то, что тот спит до трех часов утра – на полчаса больше, чем он, Обухов.
Они подошли к четырнадцатому десятку людей в очереди.
– Сюда, – сказал дядя Петя и вставил свою сильную, как топор-колун, руку между какой-то теткой необъятных размеров и худым высоким мужиком в лисьем треухе. И хотя плотность сжатия очереди была такой, что, казалось, уже никакая сила не разомкнет ее даже на сантиметр, рука Обухова все-таки расколола просвет между спиной толстой бабы и грудью мужика в треухе, и девочка острым своим плечиком втиснулась в этот просвет, а Обухов еще и подтолкнул ее маленько. При этом на лице хмыря в лисьем треухе отразилось страдание – наверное, потому, подумала Наташка, что люди, стоящие в очереди, всегда не любят впускать в нее даже законных очередников.
Но девочке было наплевать на этого мужика. В очереди было тепло, особенно за этой толстой мягкозадой бабой. Девочка оглянулась на удаляющегося по улице отца, убедилась, что он спешит домой, и стала наблюдать за разгрузкой хлеба. Шофер хлебного фургона и грузчик были, конечно, без фартуков, а это антигигиенично. Люди будут этот хлеб кушать, а шофер и грузчик лапают хлебные лотки своими руками, прижимают к грязным курткам… Стоп! А это что?
Выйдя из магазина, грузчик и шофер спустились с крыльца и вдруг стали закрывать на замок железные двери хлебного фургона. Рядом две бабы из очереди – «счетчицы», считавшие количество лотков с хлебом, – спросили изумленно:
– В чем дело?
– Все, шабаш, – сказал грузчик.
– Как это «все»? – изумились счетчицы. – Только восемьсот буханок сгрузили! А нам пятнадцать сотен положено!
«Восемьсот буханок! Всего восемьсот буханок!» – полетело по очереди, как ток, заставляя первые сотни людей еще плотней давить на передних и разжигая в последних сотнях ярость и отчаяние.
– Восемьсот буханок! Нам не хватит!
– Сволочи! А где милиция?
– «Афганцы»? Где «афганцы»?!
Эти крики догнали Стасова, когда он уже свернул за угол. Взглянув на часы, Стасов заколебался. В спину сильно дул ветер со снегом, толкал домой. Там его ждал чай и теплые картофельные оладьи. Но если он вернется к новому скандалу в очереди, прощай завтрак! И не столько завтрака жалко, сколько Наташку: она же вчера пекла эти оладьи, старалась.