Я не могла думать о сожалениях и о моем прошлом. Я не могла думать о Брэксе.
И я, определенно, не могла думать о том, что меня ожидало.
Я печально улыбнулась. Если бы кто-нибудь неделю назад спросил, чего я больше всего боюсь, я бы ответила — кузнечиков. Эти проклятые летающие насекомые до смерти пугали меня.
Если бы кто-нибудь спросил меня сейчас, я бы не задумываясь, ответила двумя маленькими, но страшными словами.
Двумя словами, которые пугали, перехватывали дыхание и заставляли всю мою жизнь промелькнуть перед глазами.
Два маленьких слова.
Меня продали.
Раздался дикий грохот.
Грузовая дверь самолета открылась, и я услышала звук шагов, приближающихся ко мне. Чувства притупились, ослабленные черным мешком, а мозг взбесился, воображая ужасные картинки.
Был слышен мужской спор, потом кто-то вывернул мне руку, когда поднимал меня на ноги. Я вздрогнула, вскрикнув, за что получила удар кулаком в живот. Удар пришелся прямо на самую деликатную часть моего тела, и внезапно всего стало слишком много. Я была такой сильной, но это не меняло моего будущего. Слезы текли по лицу. Первые, которые я пролила, и определено, не последние.
Влажные дорожки слез на моих щеках не освобождали меня, а наоборот заставляли чувствовать себя намного хуже.
Меня захватил ледяной ветер, приподнимая коричневый свитер, который я до сих пор носила. Ледяные пальцы зимы, схватившие меня, дали чётко понять, что я больше не была в Мексике.
Я продолжала двигаться, пока одни руки не отпустили меня, а другие крепко схватили, притягивая меня к твердому телу.
— Эта для мистера Мерсера?
— Да, наш босс надеется, что она понравится ему. У нее сильный характер. Он должен хорошо повеселиться, ломая ее.
Мой желудок скрутило узлом, угрожая вывернуть его содержимое в пустоту.
О боже.
— Pas de problème (прим. пер. фр. – Конечно). Я уверен, он повеселится.
Французская речь донеслась до моих ушей.
Резким толчком новый похититель потянул меня вперед. У меня не было выбора, кроме как сделать то, что он требовал. Через некоторое время он дернул меня, заставляя остановиться. Моё сломанное ребро дико болело, но я собрала все остатки сил и стояла прямо. Если бы я немного опустила плечи или ссутулилась, то это было бы первым сигналом о трусости или неуверенности в своих силах. Но во мне не было ни того, ни другого. В тот самый момент, когда снимут этот долбаный капюшон, я убегу.
Веревка тянулась вокруг головы, придавив уши через черную ткань. Я попыталась покрутить головой, ощущая себя дорогущим пони, чистокровкой, готовившейся отправиться в свой последний путь на фабрику клея.