Ашер обнял её и, даже после того, как она отстранилась, ещё долго чувствовал прикосновение её влажных щёк к его шее. Бабуля Беа мрачно посмотрела на него, всё ещё, по всей вероятности, держа обиду за то происшествие. Как будто ему не всё равно. В мире существуют сотни более важных вещей, чем какая-то раздражительная старая дама.
— Как всё прошло? — спросил он, понизив голос. Вивиан обхватила руку Ашера своими, прижавшись к нему.
— Бабуля просто невыносима... Она попросила меня разобрать мамины вещи и выбросить всё ненужное. Да, я понимаю, что рано или поздно мне надо будет этим заняться, но... — она посмотрела в сторону, покачав головой.
Но Мариссу ещё даже не похоронили, — сердито подумал он. У Вивиан было право злиться, как и право на время, чтобы прийти в себя. Марисса была её матерью, и, без всяких сомнений, всё, что было в её доме, перешло к Вив.
— Утром они уйдут, — прошептала она. — Останешься на ночь? Пожалуйста.
Это были не те слова, что он бы хотел услышать от Вив. Ашер закрыл глаза.
— Вивиан...
— Что? — её лицо помрачнело. — Это из-за него? Ты теперь даже остаться со мной не можешь?
Без желания Ашера в его голосе засквозили стальные нотки.
— Ты выходишь за рамки. После той ночи я считаю, что нам не стоит больше спать в одной постели, — на лице Вивиан появилось обидчиво-раздражительное выражение, и он нахмурился. — Как я уже говорил, ты можешь ночевать у меня, но я буду спать на диване.
Хотя и это не казалось ему такой уж хорошей мыслью. Но теперь, как ни жаль, он уже не может отозвать своё приглашение, ведь тогда Вивиан заподозрит, что что-то не так.
Вивиан открыла было рот, чтобы запротестовать, но тут к ней подошла бабуля Беатрис и что-то прошептала на ухо. Вивиан встрепенулась.
— Всё готово к началу.
Что готово к началу? — хотел было спросить Ашер, когда Вивиан безжалостно сгребла его за руку. На похоронах Броди не было ничего особенного. Почти никто не пришёл. Но когда Ашер сел между Вивиан и Эваном, он увидел, что почти каждый в зале хочет сказать пару слов о Мариссе.
Но получилось так, что все гости всего лишь пытались связать складные истории из того, что они никак не могли знать. Все они были ложью.
— Помнится мне, как она ночами до изнеможения писала эссе для колледжа и опустошала кофейник за кофейником....
Об этом рассказывала её собственная сестра. Но Марисса терпеть не могла кофе; она, как и её дочь, пила чай. "Она любила океан", — говорили другие. И это тоже неверно. Она боялась океана, потому что не умела плавать, но она любила дельфинов. Всё дело в деталях. Возможно, в мелких, но разве такие мелкие подробности о человеке — не самые важные? И никто из этих людей не знал о них, поскольку никто из них никогда по-настоящему не знал её.