– Да, иногда.
– Слушай, вот просвиры, которые там дают. Как надо? То есть открываешь рот, и тебе их туда засунут или нужно протянуть руки?
Разговор выходил странный, но Эмма ответила:
– Кто-то открывает рот, но в англиканских церквах обычно выставляют ладони, одну над другой.
– И что, священник стоит и смотрит, пока ты жуешь эту просвиру?
– Может, и так, если над тобой читают полностью всю молитву, но обычно он проходит к следующему причастнику, и тогда нужно немного подождать, пока он или какой-то другой священник не подойдет с потиром, – объяснила Эмма и поинтересовалась: – А тебе зачем?
– Да так. Просто мне всегда было любопытно. Думала, может, сходить на службу. Не хочу сделать что-то не так и опозориться. А разве не надо проходить конфирмацию? Наверное, меня выгонят?
– Думаю, такого не произойдет. Завтра утром в молельне пройдет литургия, – сказала Эмма и не без озорства добавила: – А ты скажи отцу Себастьяну, что хочешь прийти. Он, наверное, задаст тебе пару вопросов. Может, для начала отправит на исповедь.
– Исповедаться отцу Себастьяну? Ты рехнулась? Ладно, потерплю со своим духовным возрождением до возвращения в Лондон. Да, кстати, а ты как долго собираешься оставаться?
– Должна была вернуться в четверг, – сказала Эмма, – но могу взять еще денек. Наверное, пробуду до конца недели.
– Понятно. Ну что ж, удачи и спасибо за информацию.
Она повернулась и, ссутулившись, энергично направилась к коттеджу Святого Иоанна.
Эмма смотрела на нее и думала: хорошо, что Карен не захотела остаться подольше. Конечно, было бы заманчиво обсудить убийство с другой женщиной, к тому же ее возраста, заманчиво, но неблагоразумно. Карен могла начать расспрашивать о том, как она нашла тело архидьякона, и задавать вопросы, от которых сложно было бы отделаться. В колледже все добросовестно проявляли сдержанность, но это было не то качество, которое ассоциировалось с Карен Сертис. Девушка пошла дальше озадаченная. Из всех вопросов, которые могла бы задать Карен, она озвучила тот, который меньше всего ожидала услышать Эмма.
5
Кейт и Роббинс вернулись уже в час пятнадцать. Дэлглиш отметил, что Кейт, докладывая строго по делу, старалась, чтобы в голосе не проскальзывали ликующие нотки. В успешные моменты она всегда была сама бесстрастность и профессионализм, но сейчас глаза явно блестели, а голос дрожал от воодушевления. И Дэлглиш был совсем не против. Возможно, к нему еще вернется прежняя Кейт, та Кейт, для которой работа в полиции была чем-то большим, чем просто работа, большим, чем достойная зарплата и перспективы повышения, большим, чем тропинка, которая вывела девушку из мира ее детства, мира лишений и нищеты. Он так долго надеялся вновь увидеть ту Кейт в строю.