- У него привычка - он любит знакомиться с новичками лично.
"Особенно с такими очаровашками", - добавил Михал, блондин с серо-голубыми глазами, и Селин не смогла понять - произнес он это вслух или мысленно внушил...
- Он великий, - мужчина посмотрел в черный поблескивающий потолок.- Гигант мысли. Защитник всех ценностей.
- Опупеть.
- Да не говори.
Она тоже посмотрела в потолок, и ей показалось, что тот немного похож на ночное небо или на космос. Только метавшиеся пятна голубого света немного портили картину.
- Чему он учит вас? - спросила Селин.
- Правде.
- И в чем его правда?
- В том... - Михал усмехнулся, - что технологии убивают нас. Превращают в биомеханическую скорлупу, - и неожиданно открыто, серьезно посмотрел ей в глаза, - в пустую оболочку, Маришка. Они обращают нас в исполнительный механизм. В орудие чужой воли.
- Я... - рассеянно ответила шпионка, смутившись из-за жесткого взгляда Михала. - Я раньше не думала о таких вещах.
- Дело в принципе агрессии, в ее глубинной диалектичности, - загадочно произнес Михал, смягчив голосом тяжесть взгляда и улыбнувшись.
- Ну?
- Это технологии привели нас к краху, а не упыри из мертвого обкома.
- Ты не веришь в разум?
- Скорее, он не верит в нас.
- А как же светлое будущее?
- Ну пораскинь сама. Что разум? Что наука? Это бесконечный поиск приближений. Соглашений. Того, что устраивает большинство, но большинству не нужна правда. Наука прошлого была похожа на несколько шахт, где добывалось знание. Руда, которую пытались переплавить во вторую реальность - в орудие произвола и насилия над природой.
- Не понимаю, - виновато сказала "Маришка". - Извини, Михал. Мне тут надо отойти... Давай, продолжим как-нибудь позже?
- Подожди. Я объясню, - удержал ее Михал, успевший войти в роль проповедника. - Вначале добыча руды ведется открытым способом, когда процесс извлечения доступен для наблюдения. Но по мере выработки происходит заглубление под поверхность. Развивается специализация знаний - формируется язык конкретного направления, он становится малопонятным для тех, кто остался на поверхности. И для тех, кто работает в других шахтах. Непонятными становятся цели, методы и итоги работы шахт - ведь все это выражается при помощи языка. Поначалу общий язык превращается в диалект шахты, а затем в тарабарщину, понятную только местным. Рудокопы и те, кто остался на поверхности, перестают понимать друг друга. Рудники обособляются. Теряется возможность сопоставления знаний. Исчезают основания для уверенности в том, что те, кто копошатся в глубине шахты, занимаются чем-то реальным, а не блуждают в лабиринтах галлюцинаций. Мир, вместо того чтобы стать понятнее, распадается на осколки. Люди не видят целого, только некоторые слои, отделенные дискретным восприятием. Мы не готовы признать это и, не видя целостности, выдумываем штуковины типа причинно-следственных связей. Варьируя условия опыта, добиваемся их наблюдаемого выполнения, после чего чувствуем удовлетворение... Когда логические построения перестают противоречить самим себе, нам кажется, будто мир стал чуточку уютней, возникает уверенность, что разум приносит свет. На самом деле разум только затуманивает взгляд, обрекая на блуждания в лабиринтах логики. Конечно, есть технологическая эффективность. Но ведь ее оцениваем мы сами. По критериям, которые мы договорились считать существенными в данное время и в данных обстоятельствах. Где здесь истинность? Где объективность? Подумай, Маришка, ведь именно здесь начинается агрессия.