Меня заменили. Заменили кем-то, для кого потребовалось бы рисовать картинки, чтобы объяснить десятичную классификацию Дьюи[8]. Тем, кого я принципиально ненавидела с шестого класса, когда она посвятила мне строки:
“У розы цвет красный, фиалки черны.
Что ж ты спереди плоская, как со спины?”
Благодаря политике средней школы меня заклеймили как «Стружка-Джейн» вплоть до моего резкого скачка роста в старших классах. Что же до прозвища «стружка», то подозреваю, что один из более умных друзей Поузи показал ей, как пользоваться словарем.
Заметив меня, она застыла на середине маха. А я произнесла некоторые из тех семи непечатных слов, которые не рекомендуется произносить в приличной компании. Моя, скоро уже бывшая, начальница разразилась праведным негодованием.
- Сказать по чести, Джейн, я не могу позволить кому-то, кто разговаривает на таком языке, работать среди детей.
- Вы не можете меня уволить, - возразила я ей. – Я обращусь к правлению библиотеки.
- Кто, как вы думаете, подписал приказ о вашем увольнении? – хорохорилась миссис Стаблфилд, придвинув ко мне бумагу.
Я схватила документ со стола.
- Он подписан вашей хорошей подругой, миссис Ньюсом. Это совсем не то же самое.
- Она получила одобрение от других членов правления, - настаивала начальница. – Они очень сожалели о вашем уходе, но правда в том, что мы не можем вас себе позволить.
- Но вы можете позволить себе Поузи?
- Поузи приступает к работе в качестве сотрудника на неполный рабочий день. Ваши зарплаты несопоставимы.
- Она устаревает пожары! – с шипением вырвалось у меня. – Книги, как правило, имеют свойство легко воспламеняться!
Игнорируя меня, миссис Стаблфилд выдвинула ящик стола и достала конверт, в котором я надеялась обнаружить щедрую компенсацию и детальные инструкции относительно того, как сохранить медицинскую страховку и прокормить одну большую безобразную собаку, не получая зарплаты.
Заключительным оскорблением стал акт вручения миссис Стаблфилд коробки, уже упакованной моими «личными вещами». Спотыкаясь, я брела через вестибюль на ногах, грозивших вот-вот подогнуться. Стойко игнорировала жизнерадостные приветствия посетителей, зная, что разрыдаюсь при виде первого же знакомого лица.
Сев в свою машину, я оперлась лбом на раскаленный от солнца руль, и принялась глубоко дышать. Примерно час спустя, вытерла рукавом пошедшее пятнами лицо и открыла конверт с тем, что изначально приняла за чек с моим выходным пособием. Вместо него на пассажирское сиденье спланировал яркий желто-белый полосатый листок бумаги с кричащей надписью, выполненной огромными красными буквами «Двадцать пять долларов! Плюс бесплатные картофельные чипсы!».