— Рычаг, — с трудом произнесла она.
— Знаю.
Он сглотнул и на секунду вернул себе дар мыслить рационально.
— Может быть, прервемся…
— Нет! — Лесли прильнула к нему сильнее. — Нет.
— Слава Богу.
Никогда еще он не испытывал такой благодарности, как в эту минуту. Он не представлял, как, черт возьми, он все это сейчас остановит; это было словно волной прилива эмоций и ощущений, которая смела его на своем пути. Он перетащил Лесли через пространство, занятое рычагом переключения передач, стараясь, чтобы ее длинные ноги не задели его. Они наткнулись друг на друга и тут же сплелись в узел из рук, ног и смеха.
— Если бы у меня было побольше здравого смысла, я, пожалуй, заикнулся бы о постели, — сказал он. — Но здравомыслие — это по твоей части.
— Ничего смешного, — стараясь отдышаться, сказала она. Ее груди возбужденно подрагивали, пока она пыталась устроить ноги по разные стороны от него. Его губы захватили в плен одну ее коленку, а руки его тем временем продвигались все дальше по ее бедрам, этим чопорным гладким бедрам, и закидывали ее юбку вверх почти до самой талии. Тонкой тканью, скрывавшей самую интимную часть ее тела, оказался шелк, прекрасный осязаемый шелк. Ом погладит ее мягко, нежно и ласково, невыразимо благодарный за ту дрожь, что он вызвал в ней.
— О Майк! Майк! — пропела она. — Здесь так мало места!
Она наклонилась вперед, протянув руку позади него, куда-то между сиденьем и дверцей.
— Что… — начал он.
Спинка сиденья неожиданно откинулась и утянула за собой его и ее, пока не остановилась у края заднего сиденья. Теперь Майк лежал на спине, Лесли — на нем, и он выдохнул наконец воздух. Она слегка подтянулась так, чтобы груди ее устроились на груди у Майка. Когда она прижалась к нему всем телом, вытянувшись во весь рост, Майк, ощущая ее бедра и груди так близко, подумал, что ему, похоже, суждено умереть счастливым человеком.
— Так лучше, — прошептала она, целуя его в уголок рта.
— Еще бы.
Он провел ладонями по ее бедрам, медленно поднимаясь вверх, и затем его пальцы проникли под шелковые трусики, массируя ее мягкую плоть.
Она стала двигаться на нем, отвечая. Она была невероятной, просто невероятной, бесподобной. Но он заранее знал об этом. Тогда, впервые ощутив прикосновение ее тела в том лифте, он понял, что это будет нечто бесподобное. И огонь, и необходимость друг в друге. Он гладил ее, пока она не превратилась в дикарку, которая царапается, кусается и этим сводит его с ума.
— Майк, пожалуйста, — простонала она, неистово его целуя. — У тебя есть…
Он сразу же понял, что она имеет в виду.