Семен и Гоша переглянулись, Чесноков с сомнением произнес:
– Откуда бы Хазару или Волчку знать, куда и зачем мы идем?
Отчим поморщился то ли от зубной боли, то ли от сожаления, опустил голову и сказал:
– Наверное, моя вина. Я «калошу» у авторитетных людей брал, они явно срисовали, что не на простое дело идем. Вот и пустили по следу своих.
И тут Игорь, нахмурившись, спросил:
– А на какое это «непростое» дело мы идем? Вроде бы просто тело моего отца найти, нет?
Восток мученически замычал, потряс головой. Прошипел, глядя в землю:
– Валить его надо, быстро! Очнется, закричит, и все, нам крышка.
– Не надо валить, – вставил слово Эрих, все это время прижимающий чемодан к груди. – Человека плохо убивать.
Херсонец застонал, заворочался. Отчим дернулся, сжав кулаки, но Старцев был готов, пистолет ни на секунду не опустился.
– Тварь, – застонал Тоша, держась за голову. – Зарою.
– Слышь, копатель, – толкнул его ногой Старцев. – Ты чего тут забыл?
Херсонец перекатился на бок, открыл глаза и уставился на стоящего Фомина.
– Ты? – удивился он, потом скривил рот и сказал: – А, ну да, ты же с ним заодно…
– Какого хрена тут происходит? – развел руками Фомин.
Херсонец попытался сесть. Немец поставил гофр и помог ему, поддерживая за локоть. Тоша повернул голову, посмотрел на него, сказал:
– Не надорвись. Ты меня чемоданом?
– Эй, уважаемый, – снова взял слово «человек-с-пистолетом» Старцев, обращаясь к Херсонцу. – Мы так поняли, что между тобой и достопочтенным Сашей Востоком есть некоторые неразрешенные проблемы. Не прояснишь?
Тоша тряхнул головой, словно приводя в порядок мысли, зло сверкнул глазами, уставившись на отчима. Прорычал:
– Что, паскуда, думал я сдох? Думал, что всех порешил? Нет, сука, я тебя за пацанов землю жрать заставлю, кровью харкать будешь!
– Эй, – Семен бесцеремонно пнул сидящего бандита. – Без лирики давай. Не просветишь, отчего это дядя Саша тебя порешить так торопился?
Херсонец сглотнул, поднял глаза, уставился в черное дуло пистолета, закашлялся. Просипел:
– Воды бы…
– Я принесу, – сказал Фишер, желающий поскорее убраться с места экзекуции.
– Говори, – приказал Тоше Старцев, приставляя пистолет ко лбу бандита. – Или завалю, здоровьем Резо клянусь.
Херсонец испуганно сжался.
– Да ты чего, братюн, это не меня, вон того черта пархатого валить надо! Не спорю, мой косяк есть, бес попутал подвязаться на это дело гнилое, но за то уже искупил сполна.
– Чего ты несешь? – вставил Гоша. – Какое дело?
– Да такое, что не усидел я, понимая за какой хабар тут качалово идет. Как этот за «калошей» пришел, я сразу смекнул, что крупный магарыч корячится. Он же в Зону уже сколько лет не ходит, а? А тут сразу ему и «калошу», и проходку через красноперых подавай. А у него авторитет давно подмочен, свои мутки в обход братвы мутит. Ну и решил я на хвост упасть, чтобы куш сорвать. И главное, я говорю: «При всем моем уважении, дорогой Саша Восток, „калоша“ и проходка гринов весят немалых, надобно подогреть братву за заботы». А он такой рассмеялся, говорит: я, мол, по возвращении тебя не то что гринами – ломом рыжим по самые гланды завалю. И тебя, и корешей твоих.