Арчер начал по очереди пробовать на вкус ее пальцы, беря их в рот.
– И этот мир вас не пугал?
– Мир снаружи? – с трудом выдавила Ханна. Контраст между обычным разговором и неприкрытой сексуальностью ошеломил ее не меньше, чем сдержанность Арчера. Ради собственного удовлетворения Лэн уже давно опрокинул бы ее на спину. – Пугал меня? Нет, меня очаровывал мир за дождливым лесом, где можно преодолеть тысячи миль за несколько часов, где каждую написанную книгу можно вывести на экран и прочесть, где люди выглядели, тосковали, нуждались, как я.
Арчер попробовал ее мизинец, решив, что он нравится ему больше остальных пальцев.
– В чем вы нуждались? – наконец спросил он, пытаясь сосредоточиться.
– Я… Не знаю. Просто я никогда бы не нашла этого в лесу.
– А нашли за его пределами?
– Я выросла.
– Это не одно и тоже.
– Но результат тот же.
– Какой?
– Поиски заканчиваются.
Арчер готовился задать другой вопрос, но Ханна прикоснулась пальцами к его рту.
– Повернитесь. Этот синяк выглядит ужасно и нуждается во внимании.
Он медленно повернулся спиной, пытаясь избавиться от навязчивой мысли о ее руках на других частях своего тела.
Десять лет воспоминаний о ее голосе, смехе, грации были не столь невыносимыми, как муки, которые он испытывал теперь, стоя почти обнаженным, вдыхая аромат корицы и солнца, исходящий от нее, ощущая нежные прикосновения. Арчер почти не дышал, погруженный в омут вожделения и нежности. Он не испытывал ничеге подобного ни к одной женщине. Ханна была недостижимой мечтой, теплом, в котором он всегда нуждался и никогда не знал, сущностью всего, о чем он тосковал, но не мог дать ему названия.
– Больно? – спросила Ханна, когда он вздрогнул.
– Да.
Она прижалась губами к его покрытой синяками коже.
– Извините. Когда я попросила вас приехать, я не думала, что вы можете пострадать. Мне казалось…
– Не извиняйтесь. Это самая приятная боль в моей жизни.
Ханна собралась задать вопрос, но язык Арчера уже скользил по ее губам, поэтому она лишь встала на цыпочки, обняла его и с готовностью ответила на поцелуй. Арчер крепко прижал ее к себе, легонько укусил за язык, после чего оба стали исследовать друг друга. Но Ханне требовалось уже нечто большее. Почти несуществующий купальник вдруг стал невыносимым препятствием. Арчер сдернул с нее лифчик, освободив вожделенную грудь, и Ханна изогнулась, теснее прижалась к нему бедрами, страстно двигаясь в такт его ласкам, и вскрикнула, когда он ввел палец во влажную глубину. Арчер уже не владел собой, она так близко, почти принадлежит ему, мышцы внутри ее сокращаются, умоляют, требуют.