— В этом доме я буду, — и Гурин заметил в дверях хорошенькую молодицу, которая с любопытством выглядывала из сеней.
…Утром в назначенное время раненые по одному медленно потянулись в конец улицы — на условленное место сбора. Все были сытые, довольные, терпеливо ждали запаздывающих, делились впечатлениями, травили анекдоты, смеялись, несмотря на ранний час.
За сутки общения уже выявились в группе свои пессимисты и оптимисты, трепачи и молчальники, пошляки и люди серьезные, рассудительные.
Хорошим трепачом оказался ефрейтор Бубнов — нос с большую картофелину, губы мясистые, большие, глаза посажены широко — природный тип шута. По характеру милый, добродушный губошлеп. По крайней мере, он носил такую маску, на самом же деле Бубнов губошлепом не был. Ушлый парень. Еще издали — уже у него рот до ушей, глаза смеются: так и знай — приготовился что-то рассказывать.
— Сейчас начнет врать, будто его и накормили и напоили, — сказал вслух Володя Горохов — пессимист.
— Неужели тебя голодным отпустили? — удивились солдаты.
— Да-а… — Горохов махнул лениво здоровой рукой. — Вечером борщ да сало, а утром картошки нажарила — и все. Молока, говорит, нет, корову вроде немцы угнали, — и Горохов поморщился недовольно, отвернул лицо в сторону: мол, и говорить об этом не хочется. — А утром голуби начали ворковать под окном, спать не дали.
— А ты бы заказал себе бифштекс, ромштекс и кулебяку, — посоветовал Бубнов, услышав жалобы Горохова. — Чудак, не смог организовать!
— Бяку ему с хорошим рожном, а не кулебяку, — заметил рассудительный Григоренков, в прошлом учитель-химик в сельской школе Смоленской области.
— Вот у нас попалась старуха — настоящий ерш! — начал Бубнов очередную свою байку.
— Где, здесь?
— Нет. Здесь что, здесь все зер гут! Тут наш брат пока не надоел, принимают что надо. Даже чарочку поднесли, — и он с видом завзятого выпивохи щелкнул себя по кадыку. — А то дело было еще перед Днепром, За день марш сделали километров пятьдесят, наверное. Устали как собаки. И голодные — кишки марш играют. Наконец село, останавливаемся на ночлег. Захожу во двор, куда нам показали, и вижу — на стене дощечка прибита, а на ней написано: «Мисливець». Ну, думаю, повезло: мыслитель живет, значит, человек сознательный. Философ!..
И тут не выдерживает Шпак — пожилой украинец, не терпевший, когда искажают или не понимают «украинську мову».
— «Мыслитель»! — передразнил Шпак. — Мыслывець — это охотник, а там було напысано прызвище, фамилия, ну як у вас Охотников, напрыклад.
Бубнов слушал замечание Шпака, затаив в глазах ехидных чертенят.