— Понял.
Он вскинул голову, обратился ко всем:
— Вопросы есть? Нет. Хорошо. Значит, мы поняли друг друга. Утром после завтрака идем на работу. Все. Добровольно, но обязательно, — майор впервые улыбнулся. — До свидания. Спокойной ночи.
— До свидания, — вразнобой ответили несколько человек.
— Да, положеньице!..
— Ну, а что сделаешь?
— А сумка-то сработала!
— Он все смотрел на нее, я думал, отберет, — признался Гурин, все еще огорошенный таким поручением.
— Это старшина, если увидит, отберет. Те любят отбирать. «Не положено!» — и весь разговор. Так что ты ее спрячь, пока цела.
— Ну, теперь уцелеет: раз майор ничего не сказал, значит, считай, разрешил.
Утром Гурину предстояло решить труднейшую задачу — поднять больных людей на работу. Двое добровольцев сходили за завтраком — принесли бачок с супом, хлеб и по кусочку сахара. Ели без особой ругани — знали, почему такой скудный паек. А Гурин с каким-то непонятным волнением ждал конца завтрака и про себя все время подбирал те слова, которые он должен будет сказать солдатам. Вот стук ложек все реже и реже, уже начали по одному, по два выходить в коридор мыть котелки, а он все еще не придумал нужных слов — необидных, нужных, не командных, но обязательных. Наконец решился:
— Ну что ж, товарищи, пора!
— Куда спешить? — послышался ответ. — Команды еще не было.
— Какой команды? Вчера же ясно было сказано! — И, не дожидаясь новых пререканий, Гурин объявил: — Дневалить останется, кто себя плохо чувствует и не может идти на работу. Кто не может? Говорите без стеснения и честно. — Воцарилась тишина. Он подошел к солдату, который все время тяжело дышал, а ночью даже постанывал. — Вы как себя чувствуете?
— Неважно… Крутило всю ночь. И температурил… Но я пойду.
— Зачем же? Оставайтесь дневальным. Пол сумеете подмести?
— Сумею…
— Кто еще больной? — спросил Гурин.
— Все больные. Пошли, чего там, — помог ему кто-то из дальнего угла.
— Пошли, — сказал Гурин громко, почти скомандовал, но тут же смягчил голос, напомнил: — Захватите с собой вещмешки, — и направился к выходу. Когда больше половины уже собралось во дворе, он не стал ждать остальных, не стал считать, кивнул: — За мной. Догонят…
Гурин решил положиться только на совесть людей, не торопить, не командовать, не стоять над душой у кого-то. Не хотел он слишком ретиво пользоваться властью: подчиненные его — народ все-таки необычный, больные, а командир он — случайный, временный, такой же солдат, как и все. Тут могло помочь только воздействие на совесть, на сознательность.
К канцелярии они пришли не первыми, но и не последними. После них еще тянулись другие палаты. Майор поторапливал отстающих: