Полубрат (Кристенсен) - страница 293

Я чувствую жар в плечах, эту особую радостную горячку, счастье, что почти вплотную подошёл к чему-то настоящему. Но сегодня я недостаточно спокоен для того, чтобы довести мысль до ума. Мне жжёт карман письмо, которое я пока тянул вскрывать. Но дольше ждать непозволительно. Вивиан вот-вот пристанет с вопросом, и тогда придётся отвечать. Это письмо от доктора Люнда. Барнум Нильсен, Вы можете посетить лабораторию III Национального госпиталя в четверг, 12. 9, в 13. 00. При себе Вам надлежит иметь образец спермы, с момента забора которой прошло не более трёх часов, а с момента последнего полового акта или эякуляции не менее пяти суток. Во вместительном конверте лежит также прозрачный пластиковый контейнер с крышкой. Четверг завтра, а последний половой акт имел место вечером Иванова дня. Шёл дождь, и костры едва теплились. Я допиваю пиво, сосу солёные пастилки и отправляюсь к маме. Её я не видел довольно давно. Она рада, что я заглянул, обнимает меня. Болетта спит на диване в гостиной. — Как она? — В мечтах, — шепчет мама. Мы идём на кухню. Я на миг останавливаюсь перед нашей комнатой. Кровать Фреда по-прежнему застелена. Мама меняет бельё дважды в месяц. — Кофе? — спрашивает она. — Пива же у тебя нет? — Мама вздыхает, стоя спиной ко мне: — Барнум, ещё трёх нет. — Я сажусь к кухонному столу. — Мам, хочешь хорошую новость? — Она резко оборачивается: — Фред? Что-то от Фреда? — В голове у меня ложится ватная тишина. Я улыбаюсь: — Нет, мам. Но у нас с Вивиан будет ребёнок. — Мама долго смотрит на меня. Словно выгадывая время, чтобы настроить своё лицо на другую скорость. — Ой, Барнум, — говорит она наконец и треплет меня по волосам, а потом целует в лоб. Я рывком пригибаюсь. Мама хохочет: — Пива у меня нет. Но шампанское, пожалуй, найдётся. — И правда, в углу холодильника она отыскивает зелёную бутылку, а я аккуратно, чтоб не разбудить Болетту, откупориваю её. В высоких бокалах приятно шипит. Мы чокаемся. Мама берёт меня за руку. — И когда? — спрашивает она. — Что когда? — Когда будет ребёнок? — Как можно быстрее. — Это как? — Пока мы только приняли решение завести ребёнка. — Она отдёргивает руку и отодвигает бутылку. — А зачем ты сказал так? — шепчет она. — Как? — Будто у вас будет ребёнок? Чтоб выпить? — Даже не знаю, что такое приключается со мной, но внезапно меня охватывает ярость. — У нашего ребёнка, по крайней мере, будет отец! — почти кричу я. Мама не отводит взгляда. Это я опускаю глаза, опускаю глаза, едва выкрикнув свою фразу, и отпиваю шампанского. — Тебе не следовало этого говорить, — шепчет мама. Я мотаю головой и пытаюсь представить свой припадок как праведный гнев. Ничего не выходит. — Прости, — шепчу я. И поднимаю голову. Мамины глаза черны. И я вижу, едва ли не впервые в жизни, потому что сейчас это слишком явно, это как печать на лице, я вижу, до чего Фред похож на неё. Она снова берёт мою руку. — Барнум, тут не о чём говорить. — Но я хочу! — И о чём же ты хочешь говорить? — Ты помнишь тот случай, когда мы с Фредом привезли Болетту с Северного полюса? — Мама улыбается. Я доливаю в бокалы. — Кто ж такое забудет? Мы думали, вы погибли. — Это она с твоим отцом пила там? — Мама тревожно замолкает. — Я уже сказала, что не желаю это обсуждать, — заявляет она потом. Я встаю, беру бутылку и отхожу к окну. Клумба вдоль мусорных бачков заросла почти полностью. Вокруг лестниц сорняки. Дикий виноград начинает краснеть, он похож на красные прожилки на кирпичной стене. Я пожимаю плечами: — Пожалуйста. Можешь не говорить об этом. — Так решила Болетта, — говорит она наконец тихо-тихо. — Почему? — Она хотела меня, Барнум. — Я понимаю, что мама сказала, но смысл её слов не доходит до меня. — Что ты имеешь в виду? — Ей не нужен был муж, который бы исчез. — Как у Пра? Так Болетта тоже нашла себе моряка? — Барнум, я не знаю. И не желаю знать. — Я всю жизнь представлял себе, что дедушка — кондуктор в трамвае. Что он присматривает за мной всегда, когда я еду от Майорстюен домой. — Всё, Барнум, прекрати. — Мне нравилось так думать, мам. Что он ведёт трамвай и не выпускает нас из виду. — Вдруг я нащупал нечто, понял кое-что, медленно, но наверняка, и засмеялся, загоготал в голос. — Что теперь? — раздражённо спросила мама. — Флеминг Брант, — прошептал я. — А с ним что? — Может, это он был мужем Болетты? — Кончай глупить! — Я правду говорю! Твоим отцом был монтажёр. Это же ясно как день! — Мама отвесила мне пощёчину. Потом положила руку мне на плечо. — Я вчера была в полиции. Спрашивала о Фреде. — Я закрываю глаза: — И что нового они сказали? — Они сказали, что числиться пропавшим ещё не преступление. — И тут я вижу троих мужчин в чёрном, они выходят из подъезда у ворот. Их сопровождает домоуправ Банг, он тоже в костюме, том самом, в котором ходит на похороны. Они останавливаются на лестнице. Банг тычет палкой, все задирают головы и смотрят на чердак. — Что случилось? — спрашиваю я. Мама смотрит мне через плечо. — Вроде собираются перестраивать чердак под квартиры. — Какой чёрт станет там жить? — Мама забирает у меня бутылку и прячет её в холодильник — Может, вы с Вивиан. И ребёнком, — добавляет она. — Или Фред, — шепчу я.