Сегодня она была в комплекте цвета красного вина. На ногах — красные шпильки. Она потопталась перед зеркалом, поворачиваясь на каблучках то одним боком, то другим, повернулась спиной, чуть не вывихнув шею, пытаясь изучить себя сзади — достаточно ли соблазнительна? Оттопырила чашечку бюстгальтера, посмотрела, как выглядит обнаженная грудь. Не удержалась, достала шкатулку с украшениями и, надевая колье, браслеты, цепочки, серьги, полюбовалась на себя еще… Поддаваясь секундному порыву, двинулась было к шкафу, чтобы перемерить и наряды, которых у нее в последние дни заметно прибавилось. Она представила, как наденет то новое декольтированное красное вечернее платье и черное маленькое из шелка, больше похожее на комбинацию… Как медленно задерет подол, чтобы проверить, как смотрится на ляжке край дымчатого чулка, поддернутого красной резинкой с пояса. Но передумала — в другой раз. Сейчас принять ванну и отдыхать.
Ей все это нравилось. Она и сама не ожидала, что понравится. «Боже мой, бедная моя мама! Что бы она сказала… Если бы узнала, что мне нравится, когда мужчина — первый встречный, любой, кто просто может заплатить, — смотрит на меня оценивающе. Вот именно оценивающе — в прямом, примитивном, грубом смысле этого слова. Я читаю его мысль: «Сколько?» Вот и все его мысли. И хочу продать себя подороже. Подороже. И все равно, кто. И дело не в деньгах — вернее, не только в деньгах. (Она усмехнулась — впервые в жизни, пожалуй, у нее сейчас появились свободные и немалые деньги…) Если платит дорого, значит, уважает, ценит мои достоинства, значит, покупает то, что ему нужно… И почему, собственно, мне должно быть это противно? Почему я должна этого стыдиться? Я горжусь своей ценой. И купить меня может совсем не каждый…»
И еще она подумала о том, что было какое-то острое и неизъяснимое удовольствие в осознании того, что тебя покупают на один раз, того, что ты занимаешься сексом с совершенно незнакомым — случайным — человеком, которого при встрече имеешь право просто не узнать и пройти мимо… И еще то, что по правилам профессии не можешь отказать никому — в этом тоже было какое-то ощущение неприличного, запретного для обывателей с их традиционной моралью кайфа. И плевать на них всех. Желающих сделать покупку никогда не убудет. «Ах, пора бросать это дело! Бросать. Ты же, радость моя, — она обратилась к самой себе — той, что отражалась в зеркале в красно-винного цвета белье, — не собираешься зарабатывать этим ремеслом себе на жизнь до пенсии? А? Все умные женщины бросают этим заниматься к тридцати. О чем это я? При чем тут тридцать или не тридцать? Ты вообще не по этой части. Хотя… Получается у тебя хорошо. У тебя все получается хорошо — за что ни возьмешься».