Ранним утром, когда клочья тумана еще клубились у самой поверхности воды, Глиннес направил свой скутер вверх по течению фарванского русла, а дальше — вверх по реке Заур, пока не свернул круто на запад и, пройдя по узкому, густо поросшему камышами протоку Вернис, вышел в залив Клинкхаммер, гладь которого отражала вдвое вытянутый в длину пяти-башенный особняк Акади.
Сам Акади только-только поднялся с постели, смятые волосы свисали не расчесанными прядями, глаза — едва ли наполовину открыты. Тем не менее он приветливо поздоровался с Глиннесом.
— Только, пожалуйста, не обременяй меня своими делами до завтрака. Я пока что еще довольно смутно воспринимаю окружающий меня мир.
— Я пришел повидаться с матерью, — сказал Глиннес. — И в ваших профессиональных услугах не нуждаюсь.
— В таком случае говори, что хочешь.
Марча, всегда поднимавшаяся очень рано, показалась Глиннесу чем-то недовольной и держалась натянуто. С сыном она поздоровалась без особого проявления чувств, подала Акади на завтрак фрукты и чай со сдобными булочками и налила чаю Глиннесу.
— Начинается день, — произнес Акади, — и я в какой уже раз с удовольствием отмечаю, что мир существует и за пределами этой комнаты. — Отпив чаю, он затем спросил:
— Ну, а каковы твои дела?
— Такие, как и следовало ожидать. Мои неприятности не исчезают по мановению руки.
— Иногда, — заметил Акади, — неприятности бывают такие, которые сам себе создаешь.
— В моем случае именно так оно и есть, — сказал Глиннес. — Я прилагаю все свои силы к тому, чтобы вернуть себе то, что мне принадлежит, и сберечь, что осталось, но своими действиями только еще больше подзадориваю своих недругов.
Марча, хлопоча по кухне, слишком уж вызывающе старалась показать свое безразличие к этому разговору.
— Виноват, в основном, разумеется, Глэй. Заварил всю эту кашу, а сам в кусты. Такое поведение я расцениваю непростительным. И это еще называется Халден и мой родной брат!
Тут уж Марча не выдержала.
— Сомневаюсь, что его так уж интересует, Халден он или нет. А что касается братских чувств, то они должны быть взаимными. Ты-то, позволь тебе напомнить, нисколько не помогаешь ему в его заботах.
— Слишком дорого они мне обходятся, — сказал Глиннес. — Глэй может позволять себе делать подарки ценою в двенадцать тысяч озолов, потому что эти деньги никогда ему не принадлежали. Мне удалось скопить почти три с половиной тысяч озолов, но закадычные дружки Глэя — Дроссеты, отняли их у меня. Я остался нищим.
— У тебя остров Рабендари. Ничего себе нищий!
— Наконец-то ты признаешь, что Ширы нет в живых.