Джарелл предупредил меня, что Лоис разборчива в партнерах, и, надо сказать, она имела на это полное право. Она чувствовала ритм всем телом и во всем была послушна партнеру. Для того чтобы не ударить перед ней лицом в грязь, я полностью отключился и думал лишь о своих руках и ногах, так что, когда наступила полночь, а вместе с ней подошло время выпить шампанского, я ни на шаг не продвинулся в том, что задумал. Подняв бокал с шампанским, Лоис провозгласила:
– За жизнь и смерть! – И залпом его осушила. Поставив бокал на столик, добавила: – Если бы смерть спала.
– Присоединяюсь к вашему тосту, – сказал я, ставя свой пустой бокал рядом с ее. – Если только правильно вас понял. Что означает сия фраза?
– Толком не знаю, хотя сочинила ее сама. Это из моего стихотворения. Вот последние пять строчек:
Иль грызун бы высоко скакал,
Свободный и быстрый, с ветки на ветку,
Иль девчонка бы горьких рыданий обрушила шквал,
Проклиная безносую нашу соседку,
О, если бы смерть спала!
– Мне нравится, как это звучит, – сказал я. – Но, кажется, я не улавливаю смысла.
– Я его тоже не улавливаю, вот почему и решила, что это настоящая поэзия. Сьюзен говорит, будто ей здесь все понятно. Может, правда, она притворяется. На ее взгляд, здесь только одно неверно: вместо «горькие рыдания», говорит она, должны быть «сладкие рыдания». Мне не нравится. А вам?
– «Горькие» лучше. Сьюзен любит стихи?
– Не знаю. Ее я понимаю так же мало, как и это стихотворение. Я думаю, Сьюзен больше всего любит саму себя. Правда, она моя золовка, ее спальня больше моей, к тому же я обожаю своего брата, когда мы с ним не в ссоре, так что я, возможно, просто к ней придираюсь. Одним словом, я должна все проанализировать.
– Стоило бы, – кивнул я. – Вчера вечером вокруг Сьюзен собрались все мужчины, кроме вашего отца. Наверное, он ее просто не заметил.
– Кто-кто, а он-то заметил. Вы знаете, кто такой сатир?
– Более или менее представляю.
– Загляните в словарь. Я уже это сделала. Я не могу сказать, что мой отец сатир, потому что у него уйма времени уходит на процесс дальнейшего обогащения. По-моему, он просто обычный кот. Что это там заиграли? Мокаджубу?
Она была права. Я встал, обошел вокруг стола и отодвинул ее стул.
Нужно отдать должное среде, которая оказалась более продуктивной, чем вторник, но не подумайте, будто я чего-то достиг в среду. Я просто слегка расширил круг своих знакомств. Вернувшись во вторник около двух часов ночи и проведя в постели свой восьмичасовой минимум, я спустился вниз в полной уверенности, что позавтракать теперь будет не так-то просто. Однако буквально через полминуты после того, как я вошел в столовую, я увидел спешащего в мою сторону Стека со стаканом апельсинового сока в руке. Я сказал ему, что протяну на соке и кофе до ланча, но не тут-то было. Через десять минут он притащил тосты, бекон, омлет из трех яиц, варенье двух сортов и чашку кофе. Расправившись со всем этим в обществе утренней «Таймс», я двинул в библиотеку, где проболтался минут тридцать, но так и не успел побеседовать с Норой Кент. Нет, она тоже была там, но у нее все время находились какие-то дела, а может, она их себе придумывала. Одним словом, я сдался и покинул библиотеку. Она сообщила, что Джарелл прилетает в аэропорт Лa Гуардия в пятнадцать ноль пять.