— Ну как, Евгений Ильич? — спросил я не без ехидства, принимая от него довольно уже объемистую папку. — Находите ли вы здесь достаточно опорных пунктов для защиты?
— Дорогой мой Виктор Николаевич, — ответил Арсеньев с улыбкой, — плохи были бы дела моих подзащитных, если бы я полагался на одни только материалы следствия.
Я поинтересовался простодушно:
— Разве у вас есть еще и другие?
Он шутливо погрозил пальцем:
— Хотите раньше времени заглянуть в мои карты?
— Нет, серьезно. Может, я что-нибудь упустил?
— А если серьезно… — Арсеньев вытащил из внутреннего кармана своего изрядно поношенного пиджака старомодные серебряные часы с затейливыми узорами на крышке. — Нет, к сожалению, сегодня уже поздно, не смогу, пора в суд… Давайте завтра утречком пораньше, а? Только смотрите, чтобы ваши коллеги потом не говорили, что я вас опутал, загипнотизировал, приворожил.
И засмеялся своим коротким, отрывистым смехом из единственного «ха»…
На следующее утро я без толку прождал Арсеньева до одиннадцати часов, а потом, разозлившись и обозвав его про себя старым трепачом, спешно сел за обвинительное заключение. Все было заранее продумано, до последнего слова, и поэтому написалось быстро и без каких-либо затруднений.
Майор Антонов усадил меня в кресло, а сам нацепил очки и стал читать. Я ждал в нервном напряжении. Будут у него замечания или нет? Вот взялся за карандаш. Ошибка? Нет, просто так, вертит в пальцах.
— А как считает Евгений Ильич? — Майор Антонов перевернул последний лист дела, снял очки.
— Да мы с ним подробно так и не переговорили. Хотели сегодня утром; я ждал — не пришел.
— Странно! Он человек на диво аккуратный. Если только сердце — частенько его подводит.
Момент был подходящий, чтобы побольше разузнать о заинтересовавшем меня адвокате-археологе.
— В отделении говорят, вы с ним друзья…
Майор Антонов бросил на меня исподлобья быстрый взгляд, словно прикидывая, с какой целью я это сказал. Решил, очевидно, что без всякой задней мысли. Строгие глаза его подобрели.
— Глас народа — глас божий. Раз говорят, значит, есть к тому основания. Но, разумеется, не без преувеличений, как всегда. В шахматы играете?
— Е-два, — усмехнулся я.
— А Евгений Ильич великолепный шахматист. Ну и я тоже балуюсь. Еще книги. Арсеньева вывезли из Ленинграда совсем больным, на санитарном самолете. Единственное, что у него осталось — это шуба: видели, какая шикарная? А у меня неплохая библиотека — перевелся сюда еще до войны, капитально. Много книг по истории, редкие издания.
— Почему же он стал адвокатом?
— А уж об этом лучше спросите его самого, — взгляд майора снова сделался жестким, он встал. — Что ж, товарищ лейтенант, следствие проведено правильно, у меня замечаний нет. Обвиняемый с делом ознакомлен?