— Отсекай пехоту! Отсекай! Стрелять прицельно! — Воронцов сам стрелял из автомата и поменял уже второй диск.
«Максим» рубил длинными очередями. Но немцы продолжали приближаться под прикрытием танка.
— Убери-ка голову, взводный. — Пожилой боец, тот самый, который перед началом огня скручивал «семейную» самокрутку, похлопал Воронцова по плечу. В руках у него была противотанковая граната. Вторая стояла вверх ручкой тут же, в песчаной, обметанной инеем нише. — Ты еще молодой. Поживи. А мне, старику…
Воронцов невольно присел, заглянув в глаза бойца. Наступило то мгновение, когда различия в звании и должности перестают иметь какое-либо значение и все решает другое.
Танковый пулемет стрелял непрерывно. Пехота, прижатая огнем взвода вплотную к стальной машине, начала рассыпаться в цепь. Пехотинцы перебегали вперед, с колена прицельно вели огонь, снова передвигались вперед. Танк взревел и увеличил скорость, сразу оторвавшись от пехоты сопровождения.
— Ну вот и сдали твои нервы, — стиснул зубы боец, неподвижным взглядом следя за приближением танка.
И в это мгновение вихрь трассирующих пуль ударил по бровке траншеи. Воронцов и боец упали вниз.
— Живой? А, взводный? — услышал Воронцов голос бойца.
— Бросай гранату! Ну? Чего ждешь?!
— Рано, — спокойно ответил боец, вытягивая шею и отползая в другую сторону. И вдруг закричал: — Ползи туда! Подальше отсюда! Я его буду пропускать!
Воронцов подхватил автомат и на четвереньках пополз вправо. Перелез через труп, лежавший поперек траншеи, забился в пустую боковую ячейку. Тут же подумал: почему никого нет? Куда все ушли? И тут же догадался, что все так же, как и он, старались укрыться от танка и отползли подальше от него. Значит, справа и слева от танка образовалась незанятая брешь, в которую вот-вот хлынут немецкие пехотинцы. Он встал, вскинул автомат. Танк уже наваливался на траншею. Пулемет выплескивал трассирующую струю куда-то в тыл, в пустоту. Башня с коротким стволом медленно поворачивалась в сторону.
Сейчас остановится на линии траншеи и начнет добивать его взвод из пушки, мелькнула в голове Воронцова страшная догадка. Но ему уже было не до танка. Немцы накатывали сплошной волной и находились уже в тридцати-сорока шагах от траншеи.
— Огонь! Огонь! Мать вашу!..
И тут с запасной позиции, через их головы ударил левофланговый «максим» третьего взвода. Калюжный! Какой ты молодец, Калюжный! Воронцов оглянулся. Но ничего, кроме трассы, уходящей в сторону бегущих немцев, не увидел.
Диск вскоре закончился. Автомат сразу стал непривычно легким. В сумке лежали заряженные. После боя в траншеях он зарядил все диски и сложил их в сумку. В нише ячейки он увидел несколько гранат. Четыре Ф-1 лежали рядком, с запалами. Он бросил пустой автомат, схватил две гранаты, выдернул чеки обеих. Первую швырнул прямо по фронту. Вторую правее. Две других — левее, по следу танка. И тут же начал перезаряжать автомат. Два сильных взрыва качнули воздух и секанули по лицу и рукам снегом и землей взрывной волны. Значит, старик успел бросить гранаты, догадался Воронцов, но оглянуться туда, где раздался двойной взрыв, чтобы удостовериться в своей догадке, он не успел. Белые каски и расстегнутые шинели уже мелькали в десяти-пятнадцати шагах от него. Он вскинул автомат и, стараясь удерживать мушку в середине корпуса бегущих, надавил на спусковую скобу и повел вдоль цепи. Позади, с перелетом, и правее, в самой траншее, разорвались две гранаты. И сразу несколько взрывов вздыбили снег, перемешанный с землей и кровью, под ногами немецкой цепи. Цепь начала распадаться на отдельные группы. Некоторые из этих разрозненных групп тут же залегли и начали отползать, яростно отстреливаясь. «Максим» Калюжного продолжал рубить отступающих, увеличивая их потери.