— И Дубовая была там?
— Да, была. Вместе с товарищами по группе.
Капитан подождал, пока для него приготовят личные дела Крижача и Заяц, а потом отправился на картонажную фабрику.
Но на фабрике Долотову ничего узнать не удалось. Оказывается, Крижач уже год как уволен отсюда По штатному расписанию служащих картонажной фабрики юрисконсульт как оплачиваемая должность в смете на 1952 год была ликвидирована, и Крижач попал под сокращение штатов.
— А не знаете, куда он мог перейти работать? — спросил капитан у директора фабрики.
— Я, право, не интересовался.
Теперь оставалось одно — отправиться на квартиру к Заяц. Но там предполагался арест, поэтому надо было идти вдвоем.
Полковник Иванилов, выслушав сообщение капитана о Крижаче, оживился.
— А вы, Иван Иванович, уже начали было отчаиваться. Как видите, все проясняется. Если так пойдет дальше, то через несколько дней мы сможем доложить генералу о ликвидации диверсионно-шпионской банды, организовавшей убийство Дубовой.
Когда студенческое дело Крижача было просмотрено, капитан заключил:
— Придется Крижача арестовать, а на квартире произвести обыск.
— Да. Я пойду с вами. Возьмем еще одного работника.
К Заяц они отправились после восьми вечера, когда, по их предположению, вся семья должна быть в сборе.
Дом № 37 по улице Широкой был выстроен в стиле «люкс». На второй этаж вела изящная лесенка, облицованная карпатским камнем под мрамор.
Офицеры остановились около глухих дверей с небольшой дощечкой. На белой эмали выделялись черные латинские буквы «Adw. Seizell». Полковник усмехнулся. Крижановский после бегства дяди стал Крижачем, Заяц в период немецкой оккупации — Зайцелем. Ловко.
Капитан нажал кнопку. За дверью задребезжал звонок. Через мгновение женский голос спросил:
— Кто это?
— Скажите, могу я видеть Анну Борисовну Заяц? — спросил по-польски капитан.
Звякнула отброшенная цепочка, и капитана пропустили в квартиру.
Перед ним стояла женщина маленького роста и необычайной толщины. Определить ее возраст было трудно. Она предстала перед посетителями в пестром халате. Должно быть, испугавшись, что вместо одного вошло сразу трое, она бессознательным движением закрыла пухлой рукой шею и оторопело моргала глазами.
С фигуры этой женщины, должно быть, срисовывают те объемистые мешки, которые, топорща шевелюру из пшеничных колосьев и хитро подмаргивая, напоминают со страниц сатирических журналов, что руководители таких-то отраслей хозяйства плохо подготовились к приему нового урожая. Только теперь этот мешок не улыбался, а испуганно таращил глаза.