— Что, Ваньку пришли спасать? — оборвал я их дипломатию.
— Не Ваньку, а себя, — грустно сказал фельдшер.
— Слушай, — на хрена тебе эта расписка? Отдай нам! — сказал Олег.
— Не у вас взял! — отвечал я.
— Иван — он и есть Иван — дурак, другого Татьяне надо было.
— Ну, уж, конечно, такого красавца, как ты!
— Да Танька баба ничего, — как-то грустновато заметил фельдшер.
Я подумал, что Татьяна была для фельдшера предметом, отнюдь, не абстрактного вожделения, её прелести он изучил, когда пришлось лечить.
— Вот что, ребята, расписку не отдам. За себя не бойтесь — командиру не предъявлю.
«Ребята» немного замялись, похоже, что у них зачесались кулаки, но, сообразив, что это приведёт только к лишним неприятностям, удалились.
* * *
Подруга пробудила меня, весело шлёпнув букетом прямо по лицу.
— О чём задумался Ермак?
— Да так. Природа! — не признался я.
— Я ж говорила: чудное место!
Я вырвал букет из её рук и хотел отхлестать по заднице за утреннюю провокацию, но она увернулась и побежала, потом изловчилась и выхватила у меня цветы.
Так мы гонялись друг за другом по жёлтому песку, как маленькие дети. Лариса, вдруг, коварно подставила мне подножку, я упал спиной на пляж, а она со смехом стала забрасывать золотистыми горстями песка всё моё тело, оставив незакрытой только голову. Пока я отдыхивался от бега, труженица навалила сверху на меня огромную кучу, сразу даже не выбраться. Наконец, тоже приустав, игрунья сбросила плавки и уселась на горку из песка на моей груди.
— Ты в моей власти. Хочешь подняться из могилы, заставь меня кончить языком.
— Беспутная! — прошептал я, — могут увидеть с берега.
— Разве это не чудная картинка! — захохотала плутовка и придвинулась к моему подбородку, пощекотав нос волосистым лобком, источающим благовонный запах.
Картинка, во всяком случае, для меня, была действительно чудной. Розовые, сочные, выступающие завитушками, половые губы.
— Княгиня, княгиня! — шептал я про себя, познав к тому времени классификацию женских половых органов.
Яркое солнце светило прямо в раскрытое её пальцами рубиновое влагалище, блестела перламутром слизистая оболочка, в глубине притягательной розочкой светилась матка с узенькой щёлкой нерожавшей девушки, а маленький бугор клитора вспух от желания, хотя я не прикоснулся ещё к нему языком.
«И я появился на свет из такой же божественной колыбели», — промелькнуло в голове, — «как же могу я не стремиться к своей родине»!
Я приподнял голову, но оказался стеснён в движениях. Лариса сама перескочила на мой рот, запечатав его влажной плотью. Мой язык начал судорожно вылизывать её внутреннюю поверхность. Когда я вдавился кончиком до щелки матки и потом перескочил на вздувшуюся головку клитора, девушка вскрикнула и задёргалась.