свой женский идеал. И уже в конце пятнадцатиминутного спича с ужасом обнаружил, что этим идеалом оказалась зверски убитая модель Катя Азимова.
Мандарин выслушал исповедь Вересня с сочувственным вниманием, после чего выудил из недр своего организма очередное слово-гибрид, балансирующее между словами «муть» и «мýка». Вересень склонялся к последнему, что еще больше возвысило кота в его глазах. Рассказав об Азимовой, он оставил за кадром тот факт, что Катя мертва.
А дурацкий парень все понял. Если не о смерти, то о том, что Вересня с Катей связывают сложные, болезненные отношения, полные несбыточных надежд, неоправданных и не оправдавшихся ожиданий, упреков, прощений и прощаний – навсегда.
А еще Вересню показалось, что, если бы Мандарин умел разговаривать – это была бы уменьшенная кошачья копия надменного латиноса Мануэля Пуига. Так что хорошо, что кот в основном помалкивает, иначе общение с ним превратилось бы в Страшный суд. В конец света.
«в конце света они сгорят, на Паки свалятся бочки, и она умрет, а потом ее сожрут крысы, Рауля Гарсию разрубит пополам топором работник со склада, когда увидит, что он залез к нам во двор, а Луисито Кастро утонет в колодце с кипящей известью, и сверху на них на всех прольется огненный дождь, который сжигает только злодеев, а хорошие будут в Голландии, в полях с холмиками ждать Страшного суда»
О, да.
* * *
…На подъезде к Канельярве, над стареньким «Фольксвагеном» Вересня, разразился дождь.
Самый настоящий ливень, мощный и внезапный, хотя за несколько минут до его начала ничто не предвещало такого разгула стихии. День был солнечным и ясным, небо – безоблачным, и лишь у самого горизонта висела небольшая, похожая на овцу, тучка с чернильным подбрюшьем. Бросив на тучку рассеянный взгляд, Вересень вынул из кармана телефон, нашел в списке контактов номер Литовченко и нажал кнопку вызова. Капитан отозвался не сразу и не сразу ответил на Вересневское приветствие. С десяток секунд в трубке слышался отборный мат, перемежаемый указаниями, которые Литовченко кому-то раздавал.
– Концы соскальзывают? Так закрепите их получше, идиоты, вашу мать!.. Чтобы через пять минут колымага была на берегу, иначе я за себя не ручаюсь!..
Вересень оперативно включил лингвистические фильтры и подумал: хорошо, что он не взял с собой дурацкого парня, чьи нежные уши сразу бы свернулись в трубочки и опали, как сухие листья. И – поплыли, поплыли бы неведомо куда в мутном потоке ненормативной лексики и лагерной фени.
– Здесь Вересень, – спокойно произнес он, дослушав про колымагу.