Том 3. Ржаная песня (Песков) - страница 83
У старого пня на поляне зажегся костер. Если на ивовый прут кружками нанизать колбасу, получится что-то похожее на шашлык. Вкусно. Но после смертельно хочется пить. На пути к дому обгоняет машина. В кузове сочно скрипит капуста.
— Угостила бы!..
— Одного хватит?! — кричит девчонка с кирпично-красными от быстрой езды щеками.
В траву катится, трескаясь на ходу, огромный кочан…
Что там квас, лимонад, если, мучаясь жаждой, вы хоть раз отведали холодной, хрустящей, с грядки, осенней капусты!
Сладкая усталость в ногах. Скорей бы к огням!.. Через дорогу с тихим задумчивым свистом перелетели и сели на елку два снегиря — вестники белых узоров зимы…
>Фото автора. 14 ноября 1962 г.
Объятия Дуная
В вагоне не оказалось воды. Хотелось пить и, как это бывает, разговор пошел о воде.
— В Кишиневе в сорок четвертом — ни капли! Город из рук в руки переходил. Водопровод — в клочья. Ни капли! Вспомнили о родничке в старом саду, называется Боюканы. С бидонами, с ведрами, с кружками и стаканами стояли в очереди. Ну, конечно, сейчас же и спекулянт появился. Стоит спекулянт на базаре, стеклянной банкой продает воду: «Пять рублей!..» Белым вином умывались, выходило дешевле… Точно. Я сам умывался.
— А у нас от воды деться некуда. Вся жисть на воде… Про нас и в журнале… Так и сказано: «Вся жисть на воде». Да-а… Это в аккурат там, где Дунай целость теряет, петлять начинает по гирлам, по камышам…
В блокноте у меня очень давно записано название городка: «Вилково. Вместо асфальта — вода. Рыбаки. Староверы. Дунайская сельдь».
Теперь выпадал случай поглядеть на вторую Венецию.
Дорога из Кишинева оказалась несложной.
В Измаиле (том самом, где Суворов прославился) надо сесть на маленький пароходик и плыть по Дунаю к Черному морю. Если дорого время, надо сесть на «Ракету». Этот сверкающий белый снаряд дрожит от нетерпения, как норовистая лошадь. И когда капитан в своей обтекаемой рубке отпустит наконец удила, «Ракета» срывается с места, мчится, как и подобает ракете, только не дым из хвоста, а белая дунайская пыль. И все, кто первый раз оседлал эту лошадь, переглядываются, улыбаются: вот это да!
Наверх подняться? Что вы! Не только шапку, самого встречным ветром, как листок, сдует, и тогда Дунай тебе покажется особенно широким.
На Дунае новичок сразу Штрауса вспоминает и удивляется: почему же не голубой?.. Действительно, не голубой. Но вода ведь такая штука: небо огнем полыхает — и вода полыхает, небо свинцовое — и вода серая, как тоска. Наверное, в тот день Штрауса небо было голубое-голубое.
В погожее время Дунай кроткий и чистый, как дорогое зеркало. Если чайка летит, кажется — две чайки летят. Четыре берега. Два обычных, два «кверху ногами».