Есть хотелось все больше.
— Я также уполномочен передать сообщение губернатора Нью-Йорка, генерала Холлоуэя: правительство принимает меры, чтобы не допустить в городе голода. Ведутся переговоры с администрацией оазиса Балтимор. Выдача же котлового довольствия прекращается начиная с сегодняшнего вечера вплоть до особого распоряжения.
Стремительно сбежав с трибуны, военный протолкался к джипу и сразу же уехал.
«Важная шишка. Джипов и бензина в наши дни на всех не хватает».
Каттерсон отстраненно оглядывал толпу, не двигаясь с места. Тощий человек с горящими глазами и орлиным носом уже собрал вокруг себя небольшую группу, охотно слушавшую его разгневанную речь. Эмерих. Лидер колонии в заброшенном тоннеле метро, у Четырнадцатой. Двигаясь почти автоматически, Каттерсон подошел поближе; Мэлори не отставал от него.
— …Это заговор! — надрывался тощий. — Чрезвычайная ситуация в Трентоне? Какая такая ситуация, я спрашиваю? Наводнение их не затронуло. Хотят от нас избавиться, заморив голодом, только и всего! Что мы можем сделать? А ничего! В Трентоне знают, что отстроиться мы никогда не сможем. Сдохнем от голода, Трентону будет только легче: достаточно прекратить поставки продовольствия…
Толпа уже заметно выросла: Эмерих пользовался известностью. Речь то и дело прерывалась выкриками и аплодисментами.
— …Но согласны ли мы угаснуть тихо и мирно? Не дождетесь! Мы выметем подчистую каждую крошку объедков, съедим каждую травинку, поймаем каждую крысу! Мы съедим нашу обувь и выживем, как выжили в блокаду сорок седьмого! Наступит день, когда мы доберемся до Трентона, и тоща… Тогда они узнают!
Под одобрительные крики Катгерсон повернулся и вышел из толпы, думая о двух охотниках и собаке. Не оглядываясь, он зашагал по Четвертой авеню. Когда звуки митинга на Юнион-сквер затихли, Катгерсон устало присел на груду ржавых балок, оставшихся от монумента.
Положив голову на руки, он не шевелился. Не слишком ли много на один день?
Еды не хватало всегда, сколько Пол Каттерсон себя помнил. Двадцать четыре года военных действий выжали страну досуха. Сначала бомбардировки, а потом… потом бесконечная война на изнурение, в которой противостоящие силы медленно истирали друг друга в порошок.
Несмотря на вечное недоедание, Каттерсон ухитрился вырасти крупным и сильным мужчиной. На него всегда оглядывались. Его поколению ни рост, ни сила свойственны не были: младенцы появлялись на свет сморщенными, похожими на старичков. За физические данные его взяли в армию — редкое везение. По крайней мере, там хорошо кормили.