— Как‑как… — ответил другой, в котором распознала Хабыча. — Ехать своей дорогой.
— Глупо! — в ярости вскрикнул второй, тут же понизил тон: — Из‑за этого нападения до колдуньи и дела никому не будет.
Я, наконец, нашла. Вернее, нащупала. Стена между комнатами была хлипкой. Её составили из довольно тонких досок. У самой двери, между досками зияла приличная щель, усиливала и без того хорошую слышимость. Я прислонилась ухом к щели и затаила дыханье.
После долгой, напряженной паузы, Хабыч ответил:
— Возможно, ты прав. Но попробовать стоит. В конце концов, архиепископ не просто так дал новое распоряжение. Если он готов заплатить мешок золота за живую колдунью, или колдуна, значит дело крайне важное. Нужно ехать дальше.
— Да какое золото? Какое золото?! Армия Горанга идёт к столице. Ни сегодня, так завтра, нас догонят. Когда мы, на этой паршивой телеге, доберёмся до города, от него только руины останутся. А архиепископа порежут в первых рядах!
— Не порежут, — мрачно ответил Хабыч. — Этот вертлявый гад ужом из любой… выберется. И даже если он откажется от нашей добычи, сможем продать её столичной колдунье.
— Кому?
— Колдунье. Той самой, которая в столице.
— На кой ей эта девчонка?
— Да ни на кой. Но денег за неё не пожалеет, зуб даю. Мы с ней как‑то говорили…
— Говорили? — искренне изумился возница.
— Ну да. Она сама предложила, мол, ежели поймаешь кого, не сжигай, а ко мне веди. За каким лядом это понадобилось, так и не сказала.
— Мож спасать «своих» вознамерилась? — предположил возница. — От архиепископа‑то!
Ответом ему стал приглушенный смех Хабыча.
— Ага. Скорее голодный волк хромую овцу пожалеет. У колдуньи счёты какие‑то. Добра она им точно не желает. Хотя, кто её знает.
Повисла недобрая тишина. Я почувствовала, как кружится голова, как подгибаются ноги, а лоб покрывается липкой испариной.
— Вот… времена настали, — вздохнул «старьевщик». Его голос утратил злые нотки, казалось, теперь мужик просто расстроен. — Раньше куда проще было. Поймал ведьму, градоначальнику предъявил, кошель получил и смотришь… как стража костерок складывает. А теперь?
— Зато платят больше, — тут же отозвался Хабыч.
— Но раньше‑то, раньше… Колдуна или колдунью к столбику привяжут, костерок запалят, а те кричат — надрываются… И ещё запах такой, м… На весь город жареным мясцом пахнет, красота. Аж слюнки текут.
Я спешно закрыла рот ладонью и попыталась дышать глубже.
Хабыч проигнорировал мечтательные слова возницы, сказал холодно:
— В общем так. На рассвете выезжаем, гоним, что есть сил. По приезде, пытаемся всучить её архиепископу. Если старикан не раскошелится — отдадим столичной колдунье. Ну а ежели не поспеем в столицу раньше горанцев — «тюк» по башке, и в лесочке прикопаем.